Примеры справедливости в литературе, Справедливость как объект правового сознания
Развивать самостоятельность и личную ответственность за свои поступки. Он внушает окружающим негативные идеи, толкает их на преступления. В трилогии «Орестея» Эсхил выступает как активный и горячий патриот Афин, защищающий её гегемонию в греческом мире. Неслучайно «Очерки» открываются рассказами, посвященными страшным дореформенным судебным порядкам.
На четыре — руки шире. Пять — руками помахать. Шесть — за парту тихо сесть. Вова рос крепким и сильным мальчиком. Все боялись его. Да и как не бояться такого! Товарищей бил. В девочек из рогатки стрелял. Взрослым рожи строил. Собаке Пушку на хвост наступал. Коту Мурзею усы выдёргивал. Колючего ёжика под шкаф загонял.
Даже своей бабушке грубил. Ничего не боялся Вова.
Ничего ему страшно не было. И этим он очень гордился. Да недолго. Настал такой день, когда мальчики не захотели с ним играть: оставили его и всё.
Он к девочкам побежал. Но и девочки, даже самые добрые, тоже от него отвернулись. Кинулся Вова к Пушку, а тот на улицу убежал. Хотел Вова с котом поиграть, а кот на шкаф забрался и недобрыми зелёными глазами на мальчика смотрит. Решил Вова из-под шкафа ёжика выманить. Куда там! Ёжик давно в другой дом жить перебрался. Подошёл было Вова к бабушке. Обиженная бабушка даже глаз не подняла на внука.
Сидит, старенькая, в уголке, чулок вяжет да слезинки утирает. Работа по учебнику с. Однажды один мальчик наобещал своим товарищам, что сам купит на всех ребят билеты на новый кинофильм в кассе. Наобещал и забыл. Потом вспомнил, когда ребята стали его спрашивать, побежал в кассу, а все билеты уже проданы. Так и обманул ребят. А ребята на него обиделись и ничего ему доверять не стали. Справедливость — это правильное и честное отношение действие, решение.
Справедливый человек умеет поступать в согласии с истиной и правдой даже тогда, когда это ему невыгодно и не в его интересах. Справедливый человек, принимает справедливое решение, думает не о себе о своей пользе и интересах , а лишь о том, чтобы было честно и правильно. Справедливый человек поступает по совести. Справедливость — это не какое-то отдельное хорошее качество человека, это сумма всех хороших качеств человека, которые помогают ему принять правильное решение и сделать правильное действие.
Если в душе человека накоплено много хороших качеств, то голос сердца, конечно, поможет человеку принять справедливое решение. А если нет? Что ещё необходимо знать человеку, чтобы принимать правильные решения и поступать по справедливости?
Человек должен иметь истинные правильные, настоящие, единственно верные знания, а значит, он должен знать законы, которые управляют миром, чтобы следуя им, не совершать неправильных, то есть несправедливых действий. Из всех добродетелей самая редкая — справедливость. На десять великодушных людей приходится один справедливый человек. Личностных Воспитывать в детях чувство справедливости.
Развивать самостоятельность и личную ответственность за свои поступки. Метапредметных Развивать кругозор учащихся, обогащать словарный запас. Сформулировать моральные правила справедливого поступка. Ход урока I. Организационный момент. Актуализация знаний. Они объявляются неправовыми, находящимися за пределами права. Антиподом этой точки зрения выступает мнение, согласно которому закон справедлив и в этом состоит его сущность.
Данная точка зрения требует неукоснительного соблюдения закона, беспристрастности в принятии решения о воздаянии в соответствии с буквой закона: пусть закон плох, но это закон, и он должен соблюдаться.
Это трактовка, служащая сохранению устойчивости государства и его воспроизводству. Она в наибольшей мере разделяется государственной властью и ее сторонниками. Юридический закон есть справедливость или справедливость есть закон? Судить по справедливости или по закону? Это давно возникшие и обсуждаемые вопросы. И по сей день они остаются далеко не риторическими. В настоящее время существует движение так называемого «свободного права» [17] , апеллирующего к практике судебного разбирательства, в которой имеет место свобода судейского усмотрения, исходные начала которой следует искать еще в античном обществе.
Известно, что в системе римского права содержались правила, позволяющие судье при неполноте и несовершенстве законов руководствоваться справедливостью. И в Англии, например, эта возможность институциализирована в специальном самостоятельном «Суде справедливости», которому при необходимости разрешалось выходить за жесткие рамки закрытой системы сложившихся в общем праве прецедентов, и судья мог давать свое решение возникшего вопроса, которое считалось не юридическим, поскольку принималось вне рамок общего права, но отвечавшим требованиям справедливости [19].
Действительно, общество заинтересовано в том, чтобы применялись законы, если они справедливы, и не применялись, если несправедливы. В этом случае судья становится на путь, если можно так выразиться, «свободного поиска справедливого права» за рамками закона, когда конкретные случаи решаются в соответствии с принципами справедливости и принимается решение независимо от закона. Такое решение может быть принято и вопреки закону.
Но правовой формализм требует от судей всегда применять нормы права, зафиксированные в виде законов, так как эти нормы являются единственным оправданием их полномочий судить.
Если судьи отклоняются от этих норм, значит, они действуют без полномочий и их действия неоправданны. Кроме того, что не менее важно, в случае «свободного поиска справедливого права», при котором действия судьи не очерчены законодательно, благое намерение может реализоваться в виде своей противоположности. Субъективное мнение судьи — это не очень надежный вариант решения проблемы.
Оно может стать средством достижения справедливости, а может стать и средством реализации произвола. Строжайше оформленное и применяемое в соответствии с буквой закона юридическое право может порождать даже диктат несправедливости.
Не случайно законы имеют и оговорки, предусматривающие различные варианты смягчающих обстоятельств, сопровождаются подзаконными актами, толкованиями, оговаривающими их применение. И вряд ли можно однозначно ответить на вопрос: чей произвол для общества благоприятнее — произвол законодательной или произвол судебной системы?
Сама по себе постановка проблемы неправового закона как закона, не соответствующего справедливому праву, справедливой правовой системе, не только заслуживает самого пристального внимания теоретиков, но и требует практического решения. Но не потому, что эти законы находятся за пределами права, абсолютно противоположны ему, а именно потому, что они входят в структуру господствующего в обществе права, являются элементами его правовой системы и охраняют несправедливые отношения в обществе.
Между правом и законами нет, конечно, абсолютного совпадения. Право шире всей совокупности законов. Кроме санкционированных государством правовых норм существует и естественно-социальное право. Право есть объективное отношение, закон же —субъективная форма, сотворенная людьми, то есть «субъективно сформулированное и объективно узаконенное юридическое право становится субъективно применяемой, но объективно действующей по отношению к индивидам и обществу правовой системой» [20].
Расхождения между ними не только возможны, но и фактически неизбежны. Но это совершенно не означает, что юридический закон, не соответствующий справедливым объективным отношениям, не является правовой нормой. Любой закон, в том числе и справедливый, является в большей мере средством ограничения прав, чем их предоставления, но и самый несправедливый закон является средством предоставления кому-то каких-то прав. Довольно ярко проявляющаяся в жизни нашего общества тенденция к несправедливости нашего законодательства заставляет и многих правоведов, и политиков, и рядового человека говорить о несовместимости законов и права.
Но это не более чем эмоциональная оценка, в которой выражается отношение к существующему правопорядку. Если исходить из того, что несправедливый закон — это не право, то далее логически следует признать, что в истории общества правопорядка никогда фактически и не существовало, так как несправедливые законы не только всегда были на вооружении у государства, но чаще всего и доминировали. Кельзен был абсолютно прав, утверждая, что «некоторый правопорядок может считаться несправедливым с точки зрения определенной нормы справедливости.
Однако тот факт, что содержание действительного принудительного порядка может быть расценено как несправедливое, еще вовсе не основание для того, чтобы не признавать этот принудительный порядок правопорядком». И в той же степени неправ, говоря, что «норма права не может быть ни хорошей, ни дурной» и что она «либо обладает действительностью, то есть соответствует норме более высокого порядка, либо вообще не существует как норма права».
Право же составляет «ценность как раз потому, что оно есть норма» [21]. Предпочтительнее согласиться с мнением Д. Дидро, который считал, что есть два рода законов: одни — безусловной справедливости и всеобщего значения, другие же — нелепые, обязанные своим признанием лишь слепоте людей или силе обстоятельств, изъяв, конечно, из его высказывания «безусловность» справедливости.
Обеспечение принятия только справедливых законов и их справедливого применения должно быть но это не означает, что такое положение есть или что оно было, не означает даже и того, что оно гарантировано в будущем постоянной задачей государства. Морозов, — практически невозможно создать абсолютно справедливый закон, который удовлетворил бы всех людей» [22]. Не только потому, что законы, как считал М. Монтень, часто «создаются дураками, еще чаще людьми, несправедливыми из-за своей ненависти к равенству» [23].
Более серьезным основанием невозможности создания абсолютно справедливых законов являются социально-экономические и политические различия в положении социальных групп. Закон, как писал Р. Куинни, «…определен тем, кто доминирует над политическим процессом. Хотя закон, как предполагается, защищает всех граждан, он берет начало как инструмент доминирующего класса и в конце концов поддерживает господство этого класса. Закон служит сильному, но не слабому Закон используется государством Невозможен закон, удовлетворяющий интересы не только каждого отдельного индивида, но даже и интересы всех социальных групп любой эпохи.
Любой закон, как уже отмечалось, есть дозволяющее ограничение. И вопрос сводится лишь к тому, что он больше ограничивает — справедливость или несправедливость?
Способен ли он низвести несправедливость до минимума, чтобы тем самым создать более благоприятные условия для соблюдения социальной справедливости?
Априори справедливый закон невозможен, но не существует и не существовало априори справедливого права. Все это касается и любой правовой системы. Особенно наглядно это проявляется в особенностях и в действии правовых систем всех классовых обществ, в которых юридическое право занимает абсолютно подавляющее положение в их правовых системах. Будучи возведенным в закон волей господствующего класса, право концентрирует и выражает экономические, политические и социальные интересы прежде всего данного класса.
Санкционированное государственной машиной позитивное, или юридическое, право остается независимо от того, о каком государстве идет речь, орудием его деятельности. Посредством юридического права государство придает законную силу тому варианту справедливости, который в наибольшей мере соответствует интересам классов или социальных групп, находящихся у власти. И этот вариант справедливости оно внедряет посредством диктата закона во все сферы бытия общества, представляющие для него хотя бы какой-то интерес.
И можно каждый раз, то есть применительно к любому этапу истории, говорить лишь о степени справедливости существовавшего права. Не свободно существующее позитивное право и от привилегий, отражающих социальную иерархию, от «права сильного».
С античных времен звучат сентенции по поводу того, что закон в равной мере должен распространяться и на тех, кто его принимает и применяет. Но тем не менее и в настоящее время «применяется он зачастую не последовательно, не полно и что особенно плохо — избирательно» [25].
Фактически существует двойное законодательство. Для верхнего слоя правящего класса закон существует на уровне понятия и только понятия. Он издает и изменяет законы для их исполнения нижестоящими. Как говорил итальянский диктатор Муссолини: «Друзьям все, врагам законы», а «если существующие законы будут мешать, это не будет проблемой, мы издадим новые» [26]. Все юридические науки находятся под прессом идеологии господствующего класса, задача которой в данном случае и заключается в том, чтобы существующее юридическое право представить как лучшую форму всеобщей справедливости.
Теоретическое оформление и хотя и относительная, но логическая стройность, придающие идеологии доказательность, позволяют правящей элите под видом заботы о всеобщем благе утверждать тот вариант справедливости, который в наибольшей мере соответствует сосуществованию ее интересов. На службу этой цели ставятся и юридические науки. И правовая идеология, и юридические науки в нашем обществе широко пользуются такими логическими формами, как «закон для всех», «равенство всех перед законом», «равные возможности», «равные права», «правовое и социальное государство», провозглашают идею свободного, независимого индивида.
Но все это остается не более чем словесной маскировкой того, что правовая система работает на интересы тех, кого раньше называли буржуа, а теперь называют работодателями. И правовая идеология, и правовые теории не исключают требования совершенствования правовой системы. Это относится и к теориям, отождествляющим право и справедливость, и противопоставляющим праву неправовой закон.
Но и данная постановка проблемы не выходит за пределы рамок господствующей идеологии. Она предусматривает изменения, совершенствование лишь отдельных законодательных актов, исключая качественные изменения правовой и социально-экономической системы, а совершенствовать любой закон можно лишь в связи с другими законами, в связи с существующим правом, за которым уже «закреплено» свойство справедливости.
Противопоставляемое неправовому закону справедливое право — это не более чем идеальный тип. Это принимаемое за факт, но ничем не обоснованное допущение, не имеющее даже абстрактно-логического обоснования, это даже не умозрительная конструкция некоего идеально-справедливого права, а именно допущение его существования в так называемом «юридическом пространстве» и вне его социально-экономического и политического наполнения.
Ссылки на естественное право как образец справедливости, как критерий для оценки позитивного права, функционирования законодательной власти и в целом государства несостоятельны, даже если понятие естественного права будет заменено более соответствующим действительности понятием естественно-социального права.
Приписывание ему свойства образца справедливости — это не более чем результат поэтизации первобытного дикаря и первобытных отношений. Формируясь, естественно-социальное право могло основываться только на физической силе, ограничивавшейся лишь необходимостью быть в группе.
Эволюционируя вместе с экономическим развитием и изменениями социальной структуры общества, оно лишь в большей мере отражало и отражает интересы угнетаемых социальных групп, чем официальное право, поскольку его «нормы», не имеющие, кстати, четкого выражения, вырабатываются в процессе взаимодействия широких слоев населения, а не внутри господствующего класса. Но доминирующим в классовом обществе является сознание экономически господствующего класса. В широких слоях населения живет надежда «выбиться в люди», что находит свое выражение и в естественно-социальном праве.
Многие, например, сословные привилегии были закреплены и поддерживались лишь силой обычая, а не юридическим правом. Естественно-социальное право фиксируется преимущественно в правовой психологии социальных групп. Поскольку оно формируется на основе всей практики общественных отношений, в том числе и на основе практики принятия и применения государством юридических норм, соответствующих интересам лишь узких социальных групп, естественно-социальное право способно в большей мере, чем юридическое право, соответствовать социальной справедливости.
Несколько преувеличивая сей момент, Д. Керимов утверждает даже, что «в процессе общественного развития личность вполне способна выразить и фактически повсеместно выражает социально необходимое куда более сознательно, широко и масштабно, чем это необходимое зафиксировано в правовых правилах поведения» [27].
Немаловажное значение имеет тот факт, что в психологии справедливость приобретает действенность, исходящую снизу, от индивидов, а не сверху, от государственных органов. Нарушение закона, который большинством населения воспринимается в качестве справедливого, влечет за собою не только санкции со стороны государства, но и общественное осуждение. Однако доминирующей в естественно-социальном праве является противоположная тенденция, направленная на обнаружение несправедливых законов, нарушитель которых рассматривается «как жертва произвола со стороны властей» [28].
Оно занимает протестную позицию по отношению к юридическому праву, оно в большей мере сопряжено с поиском справедливости, но тем не менее и оно преследует интересы пусть и более широких, но тем не менее определенных социальных групп, и не может быть гарантией достижения абсолютной справедливости.
Как невозможен закон, который удовлетворил бы всех людей, так же недостижимо и абсолютно справедливое право. Проблема справедливости в системе правовых отношений трактуется неоднозначно, но в любом случае занимает в ней значимое место.
Правовое сознание по своей природе содержит в себе тот или иной вариант поддержки идеи регламентации отношений между личностью и государством на основе каких-то норм взаимоотношений. И хотя определяются они вариативно, но всегда в связи со столь же вариативно толкуемой справедливостью.
При этом все правовые системы, что наиболее ярко проявляется в их идеологическом изображении, должны представить себя в качестве средства обеспечения и образца всеобщей социальной справедливости — и экономической, и политической, и справедливости, проявляющейся во всех других социальных отношениях для всех индивидов всех социальных групп общества.
В системе правовых отношений в форме субъективно определяемых, но законодательно закрепленных и превращенных в объективный фактор регулирования общественных отношений господствующая социальная группа физически утверждает признаваемый ею вариант справедливости в политических и экономических отношениях, стремясь придать ему форму всеобщности.
Осуществление этой цели преследует любая система права, а существующее право, в свою очередь, оценивается социальными группами с позиции признаваемой ими политической и экономической справедливости, и в том числе с позиции нравственности его норм. Право как фактор достижения справедливости в юридическом пространстве.
