Великан на поляне белый сказочный дворец, Рождены, чтоб сказку сделать . . . / Люди и Горы. Творчество / chevymetal.ru
Интересно, это ближе Чукотки или дальше? Черви выточили горы. Экскурсии в Дагомысе летом подарят яркие впечатления.
Просто ему пришло время вылетать из гнезда. И если бы не Жалейкин, был бы он жив-здоров и давно бы вырос, превратился во взрослую птицу… Давай-ка лучше придумаем к этому рассказу другой конец, счастливый. Или другое начало… И вообще, лучше всего никаких диких животных не держать дома. Дикие — они и есть дикие. Не надо пытаться превратить их в домашних. От наших «забот» как правило, неумелых они чаще всего плохо себя чувствуют и могут даже погибнуть. Есть определенная культура общения с зимним лесом.
Главное правило: не повреди его красоте! Белые шапки на ветвях, ровная снежная гладь, причудливый узор следов разных животных… Конечно, природе не будет вреда, если человек попусту раскидает снег, стряхнёт его с ветвей, затопчет следы животных.
Красота леса восстановится после первого снегопада. И всё-таки, общаясь с зимним лесом, старайся не разрушать его красоты даже на день, даже на час. Пусть люди, которые придут в лес после тебя, увидят не следы твоего пребывания, а белый сказочный дворец, в котором так приятно находиться. И ещё: не оставляй в лесу никакого мусора! Зимой мусор не заметен — снег спрячет его, зато весной, когда снег растает, станет видно, как много мусора принесли сюда люди.
Много труда надо будет затратить, чтобы убрать его. Да и удастся ли убрать всё? Ребята из старших классов проложили лыжню, а чтобы никто не заблудился и не перепутал, куда бежать и где поворачивать, они маршрут пометили. На стволах деревьев вдоль лыжни красной краской нарисовали стрелки. Большие, яркие, издалека заметные.
Правда, на весь маршрут краски не хватило, и ребята топором сделали на стволах зарубки. Тоже большие, тоже заметные издалека. На лесной опушке, где были «Старт» и «Финиш», срубили несколько деревьев и стволы положили между пеньками так, чтобы получилось что- то вроде скамеек.
Надо же участникам соревнований отдохнуть после пробежки! Рядом развели огромный костёр, чтобы все могли погреться. Принесли большой котёл и штук сто пластиковых стаканчиков, чтобы всех напоить чаем… Хорошие получились соревнования. Кто-то занял первое место, кто-то второе, кто-то третье… Победителям тут же, на опушке, вручили коробки с конфетами, а они — вот молодцы!
И что же они увидели? На вытоптанной опушке — срубленные деревья и пеньки от них, чёрный след от костра, заваленный обуглившимися ветками. Повсюду кругом — разбросанные пластиковые стаканчики, и среди них — несколько больших коробок из- под конфет.
А на деревьях и тут, и там — красные пятна, словно раны, и настоящие раны — зарубки на стволах. Вот вам и белый сказочный дворец… Может быть, не нужно было проводить лыжные соревнования?
Нет, нужно. Конечно же, нужно. Но делать это надо было совсем не так! А как? Наверное, подумав, ты и сам ответишь на этот вопрос. Вот и тем ребятам-лыжникам всё-таки нужно было подумать. И не только о себе, но и о лесе. И о других людях, которые любят его. У многих людей есть свои домашний четвероногий друг — пёс. Маленький или большой, пушистый или не очень, но всегда и неизменно любимый и любящий своего хозяина. Каждый знает, что за своей собакой надо тщательно ухаживать. Её надо вовремя и правильно кормить, чистить и мыть.
И, конечно же, с собакой надо обязательно ежедневно гулять — целых три раза. Прогулки с собакой замечательны в любое время года. Но, пожалуй, особенно приятны они весной, когда природа просыпается после долгих месяцев зимы. С какой радостью весь живой мир — поющий, жужжащий, мяукающий и лающий — встречает весну. Хорошо весной и людям, и животным. Но чтобы ничто не омрачало эту весеннюю радость, чтобы действительно всем было хорошо, надо, гуляя с собакой, кое о чём помнить.
Весна — пора заботы наших пернатых о своих детях. Птицам надо занять участок в лесу, построить гнездо, отложить яйца, вывести птенцов, усердно их кормить. И только тогда кончатся эти заботы, когда дети начнут летать… Так вот, птицы делают свои гнёзда не только на деревьях. Есть среди них и такие, чьи гнёзда находятся на земле, среди травы и кустарников. Совсем не трудно себе представить, что может произойти, если отпущенный с поводка и резвящийся пёс окажется у такого гнезда. Если в гнезде птенцы, то они могут погибнуть, ведь собака всё-таки — хищный зверь.
А если среди кустарников и травы перепархивают слётки — молоденькие птички, которые ещё только учатся летать, — то и они могут пострадать при встрече с псом. И он не будет виноват, ведь такова его природа. Человек, его хозяин, окажется невольным виновником того, что пёс схватит беспомощную, несмышлёную птицу или поранит её.
Весной и у лесных зверьков появляется потомство. Для него встреча с вольно бегающей собакой тоже может плохо закончиться. Поэтому, дорогие ребята, весной и в начале лета, в это особенное для птиц и зверей время, не отпускайте свою собаку с поводка в лесу, парке и в других местах, где могут быть птичьи гнёзда, слётки или беззащитные детёныши зверей. Таким простым способом вы наверняка спасёте жизнь немалого числа диких животных.
А если вы хотите с кем-нибудь из взрослых просто неторопливо погулять по лесу, чтобы полюбоваться первыми цветами, понаблюдать за пробуждением насекомых, послушать пение птиц, лучше на такую прогулку вообще не брать с собой собаку. Вы не сможете отпустить её с поводка, а ведь ей захочется побегать, поиграть, обследовать всё вокруг. Не так- то легко будет её удержать. И вам скорее всего придётся забыть и про цветы, и про насекомых, и про пение птиц.
Тёплый, солнечный, майский день. Дубрава… Ещё совсем не тенистая: маленькие нежные листочки появились недавно. Под кронами больших дубов всё цветёт, и чудесный аромат пробудившегося весеннего леса наполняет воздух. Поют птицы, гудят пчёлы и шмели. На солнышке нежатся разноцветные мухи. Хлопочут по своим делам многочисленные муравьи. До чего же хорошо вокруг! Вот что-то солидное, важное, круглое, всё мохнатое зависло в воздухе и опустилось на цветок ветреницы. Да нет же, не он, а необычная муха — жужжало.
А жужжит- то как, будто шмель! И облака, такие добрые, плывут и плывут куда-то по чистому, голубому, высокому небу. И вдруг рёв раздаётся, где-то там, на опушке, не звериный, не машинный, не человеческий, но рёв. Это группа юношей и девушек пришла в лес отдохнуть. И конечно, они взяли с собой магнитофон, а в лесу включили его на полную мощность. И всё куда-то сразу исчезло: и пение птиц, и гудение насекомых, и шелест молодых листочков… Около тропинки, по которой проходила молодёжь, в небольшом дубовом дупле устраивали своё гнездо две синицы.
Оглушённые непривычными звуками, птички быстро улетели с понравившегося им места. Наверное, очень испугались. Не потеряют ли от испуга друг друга, вернутся ли на старое место? Хорошо, что ещё не успели отложить яйца и вывести птенцов, а то ведь те так и погибли бы в этом дупле без родительской заботы.
Маленькая лесная мышь, выбравшаяся из норки, чтобы погреться на солнце, в считанные секунды юркнула обратно. Только хвостиком, задрожавшим от страха, успела вильнуть.
Белка — с ветки на ветку, с ветки на ветку — поспешила подальше, подальше от опасного места. Веселящаяся компания прошла по лесной тропинке, хохоча, громко разговаривая под грохот магнитофона. Прошла и скрылась среди дубов. А режущие слух звуки постепенно затухали и, наконец, совсем исчезли в большом отдалении.
Лес потихоньку стал приходить в себя. Отец дал мне иное имя: Ифри. Это имя великой богини, покровительницы его родной страны. Там никто не принимает важных решений, не воззвав к Великой Матери Ифри.
Ее гордый образ выбит на золотых монетах царства и высечен на каменных стенах горных пещер. Но за пределами африканского континента ее имя неизвестно - оно подобно звезде упавшей на землю, оно не принадлежит никому. Пусть же оно достанется дочери Исмона. Когда у меня родился младший брат, отец назвал его Идир.
Это имя другого великого бога его страны. Жили мы тогда счастливо. Колдунья не только щедро вознаграждала отца за работу, но и повелела людям племени уважать его, хоть он и раб.
Проживши долго, колдунья знала, что иногда люди чахнут и переходят от жизни к смерти не только от голода, но и от презрения людского. Отец боялся, что колдунья рано или поздно сама научиться писать знаками и не захочет больше ему платить. Но он боялся зря. Ведь в наших лесах есть поверье: если северянин станет рисовать знаки, именуемые буквами, то его правая рука превратиться в заячью лапу. А люди из далеких южных стран, по поверью этому, уже рождаются на свет с правой рукой, умеющей писать.
Как рыбы умеют плавать, хотя никто не учит их. И дети их наследуют это умение. Поэтому Исмон был нужен колдунье, и его дети тоже.
Когда мы с братом подросли, отец рассказал нам про страны юга. Наслушавшись его, мы с Идиром играли в царя и царицу. Отец сказал, что в государстве должны быть чиновники. Отец объяснил. Но мы не уразумели его объяснений зачем они нужны!
Поняли только, что это кровопийцы. Мы назначили чиновниками комаров. Они, как и полагается чиновникам, так и вились вокруг царя и царицы. Главным Жрецом Царства мы назначили соседскую девочку Большую Росомаху.
А царский дворец построили из еловых веток. Отец печально смотрел на еловый дворец, и я спросила его, не горюет ли он по родной стране и семье своей. Он ответил: - Египет, из которого уплыл я на корабле, не был моим отечеством. А к одиночеству я давно привык. Ведь все, что мне было дорого, я навеки потерял, когда я был не старше тебя, Ифри. Я родился в диких землях, там, где желтая пустыня, дочь солнца, встречается с зелеными нагорьями.
В один из дней я собирал хворост и повстречал, себе на беду, охотников на львов. Мясо льва несъедобно, но иному нет большей радости, чем стравливать пленных львов для потехи или бросить у своей двери шкуру этого могучего зверя и каждый день топтать ее ногами. А в нашем племени был строгий запрет убивать животных из тщеславия или для забавы. Мы даже не приносили их в жертву - наши алтари легко узнать, на них нет желобка для стока крови. Ведь в звездном лесу, где все мы живем до своего рождения, звери и люди составляют единый народ.
Оттого дети любят и зверей, и сказки про них. Я был внук мудрого сказителя, но сам еще мал и глуп. Стало мне жалко льва-золотые-глаза, и я сказал охотникам: "Вы зовете льва кровожадным, а ведь лев не стелет в своем логове кожу человека". За это охотники утащили меня с собой и оставили в пустыне. Мол любишь диких зверей - вот и живи с ними, тогда узнаешь, какие они добрые.
А если и сумеешь найти дорогу в свое селение, то мы вас всех накажем, засыплем ваши колодцы песком. Я побрел туда, где в небе белели облака, веря, что там небо поит землю дождем. Долго шел я, и наконец увидел сухой скалистый берег, о который разбивались соленые морские волны. Край земли был безлюден и мертв, но вдалеке, на склоне горы, я увидел зеленую рощу. Там были пальмы и сикоморы, там был портовый город, и я пошел в него, в поисках счастья. Я крался по пыльным улицам, испуганный, как пойманный охотниками лисенок пустыни.
Вдруг к моим ногам кто-то швырнул медовую лепешку. Это был не дар, а плата за будущую работу. Я поднял глаза и увидел торговку. Она говорит, что помощник ей нужен, а то она сама уже осипла орать, покупателей завлекать. Она волшебными зельями торговала. Приказывает мне бегать по городу, стучать во все двери и расхваливать ее эликсир вечной жизни местного разлива, который она сама бы и с приплатой не взяла.
Велит рассказывать, будто я был стариком и от этого напитка омолодился. Я говорю, что боги не любят обманщиков - так меня дед учил. Вся торговкина семья кричит, что в день моего рождения бог торговли либо спал пьяный, либо бегал где-то, посему ничем меня не одарил, и что от осла с бараном в делах было бы больше пользы, чем от меня.
Торговцы со всей улицы сбежались и хором хохочут над мудрыми поучениями моего деда, позор нечестивцам! А моя хозяйка говорит, что она благоденствует, а я бродяга бездомный.
Видно из этого, что боги любят ее, а не меня. Думал я тогда, что эта торговка - дочь демона, что хуже ее нет никого под солнцем. А потом узнал, что в том городе все такие, как она или те охотники на львов! Человека прямодушного губят, льстецам верят, хитрость зовут умом, коварством кичатся, клятвы нарушают быстрее, чем исчезает камень, упавший в море.
И уйти некуда, кроме мертвой пустыни - вся плодородная земля поделена до последней пяди. Семью мою я бы уже не нашел. Ведь наши племена покидают свои селения, когда земля истощается. Они уходят, и ветер заносит их следы сухим песком. Не знаю, где теперь мой род. Хотя я был свободнорожденным, участь моя была не лучше рабской. Однако боги оказались милостивы ко мне. А может быть, духи убитых львов, за то, что я жалел их, умолили небожителей помочь мне.
Хозяйка велела мне сопровождать ее сыновей, когда они ходили обучаться грамоте и счету, а потом и разным наукам. Так постиг я мудрость, недоступную бедным сыновьям пустыни. А когда сыновья торговки стали взрослыми, я ушел за мудростью в богатый познаниями Египет. Но если в торговкином городе жили злодеи, то в государстве Египетском - цари злодеев! Эта страна долго управлялась греческой династией, а теперь оказалась под лапой римской гиены.
Латиняне налогов не платят, эллины платят половинный налог, а мы платим за всех. В первую зиму моей жизни в вашей дикой стране я мерз и роптал на судьбу. Но потом подумал: не такое горе оказаться вдали от торговцев, сборщиков налогов и прочих врагов небес. За мою нынешнюю жизнь я мог бы благодарить богов, если бы тут только произрастала виноградная лоза, были бы ученые собеседники, да ноги не проваливались в снег.
Да и смешно тут с вами, лесными людьми. Не знаю, правда ли отец так думал или уговаривал себя. В его стране обычай велит с радостью следовать воле богов и не роптать. Ведь небожители мудры, они знают, куда ведут тебя.
Матушка спросила: как же он не хотел торговать? Ведь все люди юга - воины или торговцы, как все зайцы - серые или белые. Отец ответствовал, что просто одни воины и торговцы приходят в северные земли.
А на самом деле и на юге есть разный люд. Там живут даже охотники и пастухи, как в наших краях. А отцовское ремесло было - игры. Он выучился играм и тем стал зарабатывать себе на жизнь. Но он играл не в варварские игры, не в "медведя -разяву", "пять пинков" или "лети-мой-топор".
А в игры, обучающие мудрости. В южных городах высоко ценятся умеющие играть, там ведь ум важнее силы, и каждый ищет случая его отточить. В тех краях, если девушка не красавица, зато ловка в спорах и играх, она всегда найдет себе хорошего жениха.
Красота ведь тускнеет с возрастом, а ум приобретает все больший блеск. И разумный юноша умением играть вполне может выбиться в люди. Овладев ремеслом игрока, мой отец смог уйти от торговцев и зажить сам по себе. К тому же, играя с образованными людьми и беседуя с ними за игрой, он обогатил свой ум многими знаниями. Рожденный в диких землях, мой отец любил вид вольного морского простора.
Он нашел себе место в порту, там он играл с купцами и путешественниками, ждущими попутного ветра для отплытия. Отец был умелым игроком, за это звездочеты и взяли его на корабль. Он решил и нас выучить играть. Игровых принадлежностей у отца с собой не было, но он сказал, что это не беда. Главное - знать правила. На обратной стороне оленьей шкуры отец нарисовал игровое поле. Велел нам принести мелких камней с берега ручья. Белые камушки сделал войском доброго царя, а темные - злого.
Это было как сухопутная битва или морской бой, только на шкуре. Можно было играть и в невоенные игры: в полет орла, в трех богов и жрицу, в созвездия, в чудесные превращения и во многие другие игры. Сначала отец решил учить игре мою матушку, но с ней у него играть не получалось. Не было в ней страсти выигрывать. Отец устал ее раззадоривать и сказал, что проще из синицы сделать боевого петуха.
Идир для игр был еще мал. Зато из меня игрок получился гордый и яростный. Я даже ночью обдумывала, как бы обыграть отца, да половчей! Отец сказал, что с такою страстью и хитростью в играх в его стране я бы не пропала, когда вырасту.
С этакой девушкой даже царь вовек не соскучится! Но мне не хотелось жить в их стране. Отец напугал меня своими рассказами про коварцев и врагов небес. У нас дома были бедны, но люди добры. Враги Солнца. Жило тогда наше племя на южном склоне Оленьей горы. Он открыт солнцу и защищен от северного ветра, и звери собираются там, когда зима захватывает власть над землей. Жили на южном склоне и горностаи, белые как снег, как утренняя звезда.
Лишь кончик хвоста черный. Горностай - покровитель охотников. Это ловкий, быстрый и смелый зверек, он бросается даже на добычу, которая крупнее и сильнее его.
Из почтения к своим братьям-горностаям люди нашего племени никогда не ставили на них ловушки, чтобы не обрекать Гордого Охотника на медленную и позорную смерть. Но однажды зимой мы с братом пошли за хворостом и увидели мертвого горностая, задушенного петлей из кожаного ремня. Подошел незнакомый охотник, отогнал нас, забрал беднягу белого, чернохвостого. Небо и Солнце! Без разрешения старейшин нашего племени он охотился в нашем лесу! Это воровство, это против наших обычаев.
Мы все рассказали родителям. Отец вдруг сильно встревожился. Стал расспрашивать нас, как незнакомец был вооружен. Потом собрался идти предупредить вождя. Матушка хотела его отговорить: - Да нашему вождю будет ног жалко за такими гоняться.
Ведь ценности в шкурках горностая нету никакой. Они малы и непрочны. Из них шьют лишь одежду для малышей, тех, что еще ходить не умеют. Отсюда у стариков такое присловье: я уже на медведя ходил, когда ты еще горностаевые штаны мочил. Так старики заводят речь, когда собираются поучать нас, молодых.
Отец поведал ей, что в южных царствах за одну белоснежную шкурку горностая платят пять зерен жемчуга. Чтобы привезти на торг этот драгоценный мех, моряки плывут на север, не страшась льдов и бурь.
Матушка удивилась: - А зачем вам меховая одежда, если у вас зимы нет? Засмеялся Исмон: - Мех любят красавицы-южанки. Женщина, закутанная в мягкую пушистую накидку, вызывает страстное желание погладить ее, подобно тому, как ласкают ручного зверька. А нежный белый мех оттеняет златое сияние ее смуглой кожи и темный блеск струящихся по плечам завитков волос.
Некогда с восторгом и вожделением смотрел я на женщин одетых в одежду, отороченную белоснежным мехом. О, как я молил богов даровать мне счастье хоть раз прикоснуться к одной из них! Послали мне жену в меховой куртке, меховой шапке, меховых рукавицах и меховых сапогах!
С меховым одеялом в приданое. И сама бела, как горностай, - засмеялся Исмон. Исмон ответил, что он тревожен. Берегись, если люди узнают, что у тебя есть что-то ценное Берегись вдвойне, если они вооружены лучше тебя. С такими мыслями отец пошел к вождю и сказал, что чужаки узнали про горностаев в наших лесах. И что, по словам его дочери, у пришельца были стрелы с железными наконечниками. В наших дальних диких лесах железо знали только по имени, лишь слышали песни и предания о грозной славе его.
Вождь спросил: что нам делать? Отец сказал: делать луки как у египетских воинов! Они не согнуты из ветки ивы, тиса или ясеня, как в наших северных лесах, а собраны из разных пород дерева, кости и рога, и укреплены сухожилиями животных. Такой лук бьет далеко и метко, и стрела пронзает даже железную броню.
Вождь от Исмона отмахнулся, как от болотного наваждения: - Погубить нас хочешь? Наш покровитель, Белый Лис, запрещает нам осквернять себя иноземным оружием. Исмон слышал уже про грозного Лиса от жены. Он долго размышлял, но не мог понять природу этого странного божества. Отчего оно охраняет свои владения от всего иноземного? Исмон пытался применить к этому науку логику, созданную великим Аристотелем. Да видно над лисами логика власти не имеет.
Потом отец забыл об этом, решив, что нет на свете никаких волшебных лис, что это женское поверье. Оказалось, что не только женское. Исмон спросил вождя: - Если ты боишься Белого Лиса, отчего ты разрешил мне, иноземцу, жить в твоем племени?
Вождь удивился: - Если мы отведем тебя к Белому Лису, он убьет тебя! А если мы не разрешим тебе жить у нас, ты погибнешь в диких лесах. Мы рождены под Законом Солнца, оно запрещает убийство невиновного. Отец про Закон Солнца не знал. Вождь повел его в дальний лес и показал ему большой камень, замшелый и землю вросший, ибо лежал там с древних времен.
На нем было высечено кривое Всевидящее Справедливое Солнце с множеством лучей. Каждый луч означал запрет закона: не предавать, не нарушать обещаний, не быть неблагодарным, не охотиться без спросу в чужом лесу, не отнимать последнего, не водить дружбы с драконами, великанами, людоедами и черными эльфами а светлые и сами с нами дружить не хотят, даже на глаза не показываются, дери их медведь за ногу.
И многие другие священные законы дало людям Солнце, но величайший из них - запрет на убийство невиновного. Волк не загрызет волка, ворон не заклюет ворона, и да не будет убийства в роде людском! Мой отец мне потом сказал, что все это называется Золотой Век. Мол это было такое когда-то и в южных странах, да только от тех времен одни сказки остались. Но оказалось, что древние заповеди Золотого Века еще не забыты на северном крае земли! Тем более непонятно почему боги наслали холод, снег и гиблые болотные туманы на тех, кто так чтит Солнце.
Веря, что сияние предвечной справедливости еще не померкло в этих землях, Исмон решил: богов лишь оскорбит изготовление оружия, убивающего людей. Посему отстал от вождя с рассказами о дальнобойных египетских луках. Но хотя и мудр он был, но лучше бы он меньше верил тому, что на камнях рисуют. Прошел год, настал первый зимний праздник, Ночь Лунного следа.
Это время, когда днем осень еще в полной силе, и звериные следы на земле наполняются водой, но ночью они смерзаются тонким льдом и ярко блестят под луной. Это знак, что Зима идет по горным тропам к нам на южный склон Оленьей горы. Ее брат, Северный Ветер, срывает последние листья с ветвей, а на небе начинается заоблачная охота.
Ведь всем известно, что зимой небесные стрелки бьют снежных птиц, и холодные белые перья падают к нам на землю. Если же небесный охотник заденет стрелой звезду, она сорвется с неба и рассыплется сверкающим инеем на еловую хвою.
Земной охотник рад удачному выстрелу своего небесного брата, и каждый год в день после первой метели наше племя собиралось у праздничного костра. Не говорю "собирается", ибо нет больше в мире живых нашего племени. Но тогда мы все еще были вместе. Дети взяли белые шкурки горностая и разложили их на земле звездою, чтобы звезды послали нам ясные морозные ночи, чтобы снег не таял и долго хранил след оленя и зайца, чтобы дольше оставалось свежим мясо, добытое на охоте. Девушки племени взяли в руки ветки шиповника и рябины - ибо их ягоды от мороза бывают только румянее.
Юноши сложили из веток Водяного змея, Владыку океана, и стали бить его дротиками. Ведь океан враг зимы. Когда дует западный ветер с океана, у нас на южном склоне Оленьей горы зима льет слезы. Потом собирает с земли перья снежных птиц и отступает за горный кряж, в свои северные владения.
Нам же оттепель не была нужна, пока не придет весенняя пора. Мужчины принесли вино из меда и голубики, чтобы согреться и развеселиться в праздничную ночь. Снег падал на белую звезду из горностаевого меха, и верили мы, что Мать Зима будет благосклонна к нам. Вдруг замерзающая земля отозвалась мерной тяжелой поступью. На поляну вышла грозная стая, не зверей - людей! Все они были сильны и высоки ростом, как жители пустых северных земель, добывающие пропитание разбоем, у которых жалость в сердце вымерзает еще до рождения.
Кожа их была выкрашена в черный цвет, и в вечернем сумраке казалось, что лиц у них нет. На них были плащи из волчьих шкур, и у каждого на щите - медное изображение солнца, разрубленного топором. Знак презрения к законам Справедливого Солнца.
Но эти законы были священны для нас, и наш старик-вождь выступил вперед, чтобы защитить свое племя. Он не испугался врагов, или хотел скрыть свой страх. В гневе он крикнул воинам: - Не стыдно ли вам приходить с оружием на Праздник Лунного Следа?
И как смеете вы оскорблять нечестивыми изображениями Всевидящее Солнце? Оно покарает вас! Оно повелит Небу сбросить на вас обломки скал! Вождь хотел с укоризною указать врагам на солнечный лик. Но солнце уже ушло за лес, и только небо горело темным огнем. Враги расступились, и вперед выехал всадник, вооруженный бичом. Его лицо прикрывала кованная волчья морда. Под металлом не было видно, разгневался предводитель воинов или посмеялся над словами старого вождя.
Он ответил, с вызовом, как сильный и привыкший побеждать: - Еще в отрочестве я уже нарушил все священные запреты. Видишь ли ты на моем шлеме вмятины от небесных камней? Мы не боимся Солнца, наша мать - темная ночь, а она помощница получше, чем ваш Законодатель.
Мы выше законов, и скоро вся земля будет нашей. Ибо на наших копьях и стрелах железные наконечники, у вас же - костяные да кремневые. В волосы старого вождя было вплетено столько медвежьих когтей, сколько медведей он убил за свою долгую жизнь.
Но ни один охотник не победит всадника в железных доспехах. Взвился бич, удар обрушился на старика. Мы думали, что это знак к началу битвы. Но воины с черными лицами стояли неподвижно, будто ждали чего-то.
Потом я узнала, почему это племя не нападает первым и не спешит захватить противника в рабство. Если пленник взят силой, в пылу боя - он до смерти считает себя свободным, рвется с привязи до последнего. Поэтому люди этого племени дожидались, пока мы сдадимся сами, от страха и безнадежности. Такой раб, униженный и сам себя добровольно отдавший в рабство - не убежит и не убьет того, кто тащит его на продажу. Ибо страх и неверие в свои силы крепче веревки оплели того, кто приполз молить о пощаде.
А кто не придет по своей воле - от такого пленника повиновения все равно не жди. Поэтому оттеснив нас от костра, следя, чтобы мы не развели огонь, и не давая нам подойти к хижинам, враги предоставили нам самим решать нашу участь: сдаться или умереть от холода.
Никто не знал что делать. Враги был многочисленны, сильны и хорошо вооружены. Мы боялись, что на рассвете, не дождавшись от нас повиновения, они переловят или перебьют нас. Куда нам было идти, чтобы они нас не нашли? Мой отец сказал, что каждый ненавидит то, чего он боится в глубине сердца своего. Если эти нечестивцы враги Солнца, то может быть, оно внушает им страх? Нам остается только одно - дождаться зари и уйти через гребень горы на северный склон.
Враги испугаются солнечного света, сияющего над горной вершиной, а в ночной тьме не решатся перебираться через скользкие острые скалы. Мы знали, что на северном склоне никто не живет, ибо он открыт ледяному ветру с мертвых окраин мира и почти не согревается солнцем. Но становиться рабами было ниже нашего достоинства. Когда небо осветилось утренней зарей, мы стали подниматься к гребню горы. Враги двинулись за нами.
Но прав был мой отец - на открытое пространство они не шли.
Свет восходящего солнца пугал их. Мы обрадовались, но путь к свободе оказался страшнее, чем неволя. Гора больше не укрывала нас от северного ветра. Мороз и лед встретили нас у подступов к вершине. Моя хромая матушка брела из последних сил, мы отстали от племени.
Солнце уже прошло половину своего короткого зимнего пути, а мы еще не добрались до излома горного гребня.
Небо не слышало наших молений. Рваные облака стелились по огромным черным камням, будто дым от костра. Но костра не было, и не из чего было разжечь его. Деревья не растут на этих мертвых скалах. Матушка молила отца оставить ее и вести нас, детей, на другой склон. Просила вернуться за ней потом, когда дети будут в безопасности.
Она говорила, что с ней мы тут задержимся до захода солнца, когда станет еще холоднее, а путь по льду в темноте будет еще опаснее. Но отец не решался бросить ее одну на лютом морозе.
А мы с Идиром цеплялись за обеими руками за нее, родившую нас. Теперь мы шли по краю обрыва. Северный ветер то ли хотел столкнуть нас в пропасть, то ли загнать обратно в лес, в добычу врагам. Серая Белка прошептала, что Небо подает ей знак: она давно была проклята судьбой. Ведь Смерть надломила ее ветку на Древе Жизни. Не уйти от гибели тому, кого меткая Охотница на людей избрала добычей! Если же Серая Белка не пойдет по своей воле за Великой Убивающей, то погубит и семью свою. Отец молчал.
В первый раз ему, мудрейшему, нечего было сказать. Обрыв стал еще круче. Дальше Серая Белка идти не могла. Она вдруг поманила отца. Они отошли подальше от нас, детей, и стали спорить, и слова их заглушал зимний ветер. Недолго спорили они. Замолчали и вдруг крепко обняли друг друга. Потом Серая Белка сняла меховую одежду и цветной пояс, тот, что колдунья ей подарила, когда пришла сватать ее.
Я все поняла. Мне уже почти десять лет исполнилось, я не дурочка была. Я закричала, что не надо нам жизни такою ценой. Но я бежала по льду слишком медленно. Отец завязал глаза моей матери ее цветным поясом и повел ее, хромую, к краю обрыва.
С завязанными глазами, она шла спокойно и закричала только тогда, когда ее ноги сорвались в пустоту. Отец приказал нам идти за ним, зажать уши руками и не оглядываться. Смерть Идира. Волчьи выродки, я ненавижу вас! Если ваши потомки научились грамоте и читают теперь мой рассказ, то пусть они знают, на что вы нас обрекли! Вы что, забыли, что горы созданы для того, чтобы защищать жителей долин и южных склонов от северного ветра? А не для того, чтобы люди жили на их северных склонах!
Здесь голые скалы так холодны, что если положить на них грудного ребенка, даже закутанного в медвежий мех, он умрет и оледенеет быстрее, чем пролетает по ночному небу падающая звезда.
Или может быть вы забыли, что звери на этих скалах не водятся? А в долине снег так глубок, что видны только вершины елей, и кажутся они не длиннее рогов молодого оленя! Да мой отец и охотиться не умел, а вряд ли бы кто-то из охотников племени захотел с ним делиться добычей в такую бескормицу. Колдуньи не было с нами. Люди племени думали, что она обратилась в сову и улетела. Все проклинали ее за то, что она не помогла им против врагов. Но даже для ярости ни у кого уже не осталось сил.
Все молчали, лишь лед звенел на иглах горных сосен. Наконец вождь обратился к Исмону: - Прости, чужеземец, что я не послушал тебя. Расскажи нам, как делать бьющие далеко меткие луки, о которых ты мне говорил прошлой зимой.
Тогда мы вернемся на южный склон, и не спасут этих беззаконников их щиты! Мой отец прервал его речь: - Поздно.
Здесь мы не найдем того, что нужно для изготовления такого оружия. Эти мертвые скалы страшнее Страны Смерти. Но сыновья и дочери Леса и Гор горды и отважны.
Не одолеет отчаяние того, кто выстоит и против медведя. Юноши и девушки племени взяли свои ясеневые луки и поклялись Солнцем, что лучше замерзнут в снегу, чем вернутся без добычи. Они ушли вниз по склону, туда, где темнел изорванный ветром лес. А мой отец стоял неподвижно и смотрел на север. Небо было сумрачно и предвещало новую снежную бурю, а над долиной возвышался хребет острых гор - будто огромный дракон затаился в холодном тумане.
Раб-ливиец шептал, так тихо, что только я его слышала: - О, боги, когда наконец окончится мое странствие?
Зачем создали вы эти обледенелые вершины и смертоносные обрывы, и этот белый ужас, падающий с неба? То, что я умею делать, здесь никому не нужно, а то, что здесь необходимо, чтобы выжить, мне не ведомо. Я ведь мог остаться на южном склоне. Я не охотник, и не мне делить лес с другими охотниками. Мне место везде, где люди не знают письменности. А эти существа в волчьих шкурах вряд ли ее знают. Я бы мог быть полезным им, вел бы летопись их побед.
Но я ушел с теми, кто - последние из людей земли - еще чтит святые законы Золотого Века. Почему я не остался с воинами-победителями? Потому что они рисуют на щитах солнце, убитое боевым топором.
Мой народ поклоняется Светозарному Солнцу, и я не хотел оставаться с совершающими подобное святотатство. Но видно делать нечего. Они убийцы, но и люди моей страны убивали без жалости, да и сам я сегодня совершил убийство. Я сделал это из милосердия, но из тщетного милосердия. Ибо на этом холодном склоне нашим детям не выжить. Не лучше ли вернуться? Человек, умеющий писать, везде найдет пропитание. Сын мой и дочь моя, вы пока оставайтесь здесь, а я пойду и посмотрю поближе на этих людей.
Может быть, они не такие уж и враги богов, а просто несчастные безумцы, которые рисуют на щитах безумные образы. Если они примут меня на службу, то я вернусь и заберу вас. Исмон расстелил на снегу меховую куртку нашей погибшей матери, принес хвороста, разжег огонь и велел нам никуда от костра не уходить. Дождался рассвета и пошел назад, к вершине, а через нее к теплому южному склону. Маленький Идир согрелся и уснул, а я плакала о матери нашей. О если бы я знала тогда, что милосердная судьба приведет меня к ней Кто-то дал мне выпить вина, оставшегося от праздника, и стало мне тепло и весело.
Стало мне все равно - что было и что будет. Черное ночное небо вдруг засияло синее голубики, и звезды закружились хороводом. Я заснула, но враги в волчьих шкурах ворвались и в мой сон.
Века прошли, и они выросли и стали огромнее гор. Они принесли огромный плоский камень и накрыли им две горных вершины, подобием дольмена, чтобы нам не было видно неба. Потом затаились, прицелились из луков, ожидая восхода солнца, надеясь пронзить его стрелою. Но вместо солнца над лесом поднялся огромный серебряный ястреб с лицом моей матери. Стрелы врагов сломались о его оперение, а в его больших сияющих крыльях отражался далекий океан. Ястреб спросил меня голосом Идира: - Ифри, смотри, на севере другая гора, а за горою-то дым!
А кто там живет? Белки-волшебники тоже. А ты ястребом не прикидывайся, - ответила я ему сквозь пьяный сон. Траву или орехи? Несмышленый Идир обрадовался: - Пойдем туда! Я ему сказала, что не дойдем. Снег меж горами слишком глубокий.
Там только олень пройдет. А мы провалимся в снег и замерзнем. А он плачет: - Давай волшебного оленя позовем, из волшебной деревни. Пойдем к опушке да позовем, и уедем на его спине. У волшебников всегда лето, и еду они могут наколдовать. Вдруг и мама теперь там. Я сказала ему: не придет олень. Разделила с ним остатки вина из голубики и велела спать.
Потом стала смотреть в огонь и видела в нем три летних солнца. Проснулась я оттого, что мой отец в обледенелой меховой одежде тряс меня за плечо. На плече у него был длинный лук, как у воинов, напавших на наше племя. Отец спросил меня, где Идир. Я не знала. Но маленькие следы вели вниз по склону горы.
Видно мой брат ушел искать волшебного оленя. Следы были старые, запорошенные снегом, ночной мороз обжигал лицо, но мы не теряли надежды. Дети горных охотников знают, что когда холодно, надо бежать быстрее. Но снег был слишком глубок, и мой брат провалился в него, как в омут. Мы нашли его возле лесной опушки. Он еще дышал, но разбудить его мы не смогли. Я сказала, что заслуживаю смерти, ведь я не уберегла брата.
Но отец рассказал мне, как он оказался в плену на холодном северном берегу и увидел странные деревья с голыми черными ветвями и иссушенную осенним ветром мертвую траву. Ржавый мир, оловянный мир Тогда он думал, что навек лишится рассудка, и брел в полузабытье-полубезумье по алым как кровь облетевшим листьям, по бледному льду на лесных болотах, по камням, обросшим мхом будто серым мехом. Он понимал, что в ту ночь разума во мне было не больше, чем у замерзшего комара. Посему повелел не казнить себя сожалением о том, что навеки и без возврата унесла Река Времени.
Сказал, что смерть эта будет на совести врагов наших - не на моей. И что был бы мой брат взрослый, он бы мне сейчас запретил плакать, ибо на таком холоде горе убьет и меня, а я должна продолжить наш род. Отец подбросил хворосту в костер и рассказал мне, что увидел ночью в нашей деревне захваченной врагами: - Я вышел крадучись из лесу и увидел, что дети их племени стоят широким кругом, вооруженные луками и стрелами. Они смеялись и целились во что-то, истекающее кровью. Я пригляделся и узнал нашу деревенскую колдунью.
Она не успела убежать с нами, отстала по немощи старческой. Значит, старуха не обратилась в сову, не улетела в ночное небо Она была не страшная чародейка, колдующая на костях и крови, а простая травяная волшебница.
Стерлась на коленях ее туника, а глаза окружали глубокие морщины - будто еловая хвоя. Видно волшебница привыкла щуриться, разбирая следы больных и раненных зверей, разведывая, на какие тайные луга и поляны идут они. А еще колдуны иногда подглядывают за муравьями, чтобы понять, откуда муравей, лесной строитель, берет свою силу. Травяные колдуны хитры, но не злы. Детям велели стрелять в нее, чтобы научить убивать, и чтобы они поверили, что Всевидящее Солнце не накажет ни одного из них.
Наградой лучшим в состязании были мед и похвалы. Луки взрослых были тяжелы для мальчишек, да и стреляли они неумело. Колдунья билась на земле, израненная, полу-ослепленная стрелой, но все еще живая. Я подкрался к тому мальчишке, что был помладше и стоял поодаль от остальных. Он сказал мне: "Ты, презренный иноземец, жил среди прежних хозяев этого леса.
По закону Белого Лиса мы наказали их за то, что они дали тебе приют". Но я не зря изучал ваши северные поверья. Я шепнул этому юному убийце: " Я не человек, я черный горный эльф. Иначе разве бы я не побоялся прийти к вам?
Мы лучшие в мире стрелки, мой народ бьет без промаха. Дай мне твой лук и колчан, и я помогу тебе выиграть мед ". Он задрожал от радости - и дал. Я пронзил стрелой грудь старухи. Потом ушел, прихватив мальчишкино оружие. Он боялся кричать, наверное чтобы его не наказали. Видишь, какие хорошие острые стрелы с железными наконечниками? А того, кто сделал этот лук, я бы назвал великим мастером, если бы он не был приспешником злодеев. С таким охотничьим вооружением может быть мы с тобой и не погибнем.
Перезимуем тут, а по весне, когда лесные тропы освободятся от снега, уйдем на Великую Равнину, и да поможет нам Небо. О богах и о стране мертвых. Мудрецы страны моего отца говорят: ко всему привыкает двуногий осел, именуемый человек. Привыкли и мы жить на северном склоне, в шалашах из еловых ветвей. Люди племени охотились на мелких голодных птиц.
Ничего другого не могли они добыть на мертвых холодных скалах. Они озлобились, и ярость согревала их. А мой отец ходил на теплый южный склон, который теперь был уже не наш. Отца видели новые хозяева леса, но он без страха шел им навстречу, и они принимали его за черного эльфа, сына ночи. Даже смотреть на него боялись.
Отцу уже через и вершину не надо было перебираться, он спокойно обходил гору сбоку. Теперь Исмон был лучшим охотником племени, и все восхваляли его, когда он приносил богатую добычу. А в свободное от охоты время он учил меня искусству письма и счета. Тело Идира отец решил похоронить у южного подножья горы, там, где земля не промерзает и зимою. Я спросила отца, отчего он его лучше не даст его съесть ворону, по обычаю нашего племени.
Когда человек умрет, его тело оставляют на поляне, а живые с луками становятся вокруг на расстоянии ближнего полета стрелы. Они убивают всякого зверя или птицу, если те захотят поживиться умершим. Только воронам дозволяют съесть мертвое тело, чтобы умерший стал одним из них. Ибо ворон мудр, живет дольше всех, и Бог-Сказитель избрал его своей священной птицей. Ворон съест мертвую плоть, а люди сохранят, как святыню, кости умершего. Но отец назвал веру в ворона невежеством.
Он объяснил, что мертвые идут в подземный мир, где светит ночное солнце и на призрачных полях ходят тени царей и героев. Там умершие возрождаются для новой жизни, - темной и безрадостной, но вечной - ибо Смерть не охотится за тенями. Отец сказал, что даст Идиру охотничье вооружение и бересту для письма. Он ведь не знал, в какую часть Мира Мертвых попадет его сын. В страну, где нужны искусные писцы? Или на дикие окраины подземной страны, где тени северных охотников бегут за тенями некогда убитых на земле косуль и оленей?
Подземный мир должен быть велик, чтобы вместить всех умерших. Может быть, есть там и подземные моря, и подземные острова, и подземные горы, и подземные пустыни - кто знает? Может быть, там, под сводом огромной пещеры, светит призрачная луна, а тени блуждающих звезд предсказывают посмертную участь погибших?. Так рассуждал отец, копая могилу в холодной земле. Он хотел подарить Идиру дальнобойный меткий лук и стрелы с железными наконечниками, которые он украл у врагов.
Но даже любя сына, не мог решиться расстаться с оружием. Ведь мы, живые, погибли бы него. Тогда я сказала отцу: - Идир все равно еще мал для охоты. Вот придут для нас лучшие времена, тогда мы спустимся в мир мертвых и отдадим моему брату лук и стрелы. Отец сказал, что дороги в тот мир никто не знает. Известно только, от древних героев страны Эллады, что вход в подземный мир скрыт где-то в диких северных землях.
Но герои те давно умерли, и не ведали они великого искусства рисования карт. А кроме них, никто не смог найти ту тайную тропу в вечную тьму. Я говорю отцу : - Небось плохо искали! Вот я вырасту и доберусь до царства мертвых! И брата моего оттуда выведу! Так и вину перед ним искуплю. Отец руками всплеснул от ужаса. Потом свой перст воздел к небу: - Безумная дочь моя, не нравится мне твой нрав!
Боги не дали тебе наилучшего достоинства: трусости. Не надо лезть куда не надо - и уж особенно девице. А ну дай мне клятву Вроде Священным ясенем трех миров? Вот и поклянись мне этим вашим ясенем никогда не ввергать себя в опасность.
Особенно же держись подальше от мертвецов. Я не хотела давать такую клятву, уперлась как баран! Ведь во всех песнях воспевают доблесть! Но мой премудрый отец сказал, что такие песни придумывают потому, что смельчаки удобнее для других.
А трус полезнее для него самого. Посему не надо слушать песни. Надо слушать отца, который однажды не в меру расхрабрился и чуть не утонул в океане. Но зато теперь знает, как надо жить, и дочь плохому не научит.
Я поклялась стать трусливой и стала часто плакать о том, что мне не суждено найти моего младшего брата и вывести его в мир света, или хотя бы стать тенью его старшей сестры. Однажды отец привел мне собаку, чтобы развеселить меня. Я собак раньше не видела, только сказания о них слышала. Они живут у пастухов в долине - там отец встретил пса, который выл над телом убитого хозяина. Отец сказал, что собаки всегда так делают. Вот собаке я обрадовалась!
Я стала учить ее уму-разуму, и первым делом - поклоняться Огню Костра, старшему сыну Летнего Солнца. Отец гневался, когда я поклонялась Огню, хоть с собакой хоть без собаки.
Он повелел мне поклоняться богам, которые имеют образ человеческий, а не огненный и не звериный! Долго рассказывал он мне о могуществе их. Тогда я спросила отца: - Если твои боги так сильны и так любят распоряжаться судьбами людскими, отчего тогда они не защитили нас от воинов в волчьих шкурах?
В ответ вот что поведал мне отец: Сказание о морском царе и об истинном Царе морей. Есть на юге огромное море, и есть в нем остров Крит. Некогда правители его нарекли себя морскими царями, ибо корабли их были самыми быстрыми, а мореплаватели самыми отважными и многознающими, и никто не мог с ними сравниться в умении справляться с ветром и волнами. И стало для них море будто пустыня для льва или небо для коршуна. Обложили они тяжкой данью всех, кто ловил рыбу в волнах теплого синего моря.
Если же плыли морскими дорогами торговые корабли, слуги морских царей забирали с этих кораблей все лучшее, все, что приглянулось им. А иной раз и людей забирали в вечное и страшное рабство. Но мало было этой добычи морским царям. Да и люди прибрежных стран все реже и реже стали выходить в море. Забросили они рыбную ловлю, а торговцы стали ездить по безопасным земным дорогам. Но велика была власть царя-разбойника.
