Загадки противопоставления примеры, Урок литературы в 5-м классе по теме "Загадки" в технологии РКМЧП
Голос и в самом деле проходит расстояния, но буквальность этого выражения представляет собой стертую в частом употреблении метафору. Сознательно или нет при этом опираются на предпосылку, что предмет уже находится в наших руках, важен лишь язык его описания. Вестник Санкт-Петербургского государственного университета технологии и дизайна. А прямое приложение их к проблеме союза мужчины и женщины в примитивном обществе приводит к таким заключительным откровениям, как: загадка — это «союз двух множеств» или «пересечение двух множеств» там же: Не куст, а с листочками,.
Они учат учащихся думать, размышлять, восхищаться и наслаждаться точностью и меткостью русского слова, его образностью, выразительностью. Задания к загадкам помогают раскрыть межпредметные связи, расширяют развивающие и познавательные возможности урока. И сейчас же щетки, щетки затрещали, как… трещотки К. Серый волк в густом лесу, встретил рыжую… лису С.
Ходит по лесу хорек, хищный маленький… зверек С. Где обедал воробей? В зоопарке у … зверей С. Вон по бульвару гуляет тигрица — Лилля ни капли ее не… боится. На шесте дворец, во дворе певец, а зовут его… Скворец.
А станет светло, спать летит в дупло. Отгадки скворец, сова ученики записывают на доске, ставят в них ударение, подбирают проверочное слова скворушка, совы и делают вывод: безударная гласная «о» проверяется ударением. На вкус, как сахар, сладкая. Телятки гладки, привязаны к грядке. В словах-отгадках дети ставят ударение, пытаются проверить их и приходят к выводу: написание этих слов нужно запомнить как и написание родственных слов.
Запомнить подобные «трудные» слова помогут слова-отгадки с безударной «Е». Без рук, без ног, а двери отворяет. Стояли в поле сестрицы, платья белены, шапочки зелены. Когда работу начинать. Из горячего колодца через нос водица льется. Бегут по дорожке доски да ножки. Где упрется хвостом, станет дырка потом. Зимой на земле лежало, весной в реку побежало. Два брюшка, четыре ушка.
Мягкие лапки, а в лапках царапки. Отгадай загадку, запиши отгадку. Подбери проверочное слово, составь предложение, рассказ. Будет плохо, если вдруг прекратится этот стук. То это за дорога? Кто по ней идет — тот хромает? А над крышей вожжи, он ходить без них не может. Все увидит, все услышит, всем поделится со мной! Мала я, никому не мила.
В воде купался, сухим остался. Летом вырастают, а осенью опадают. Когда учащиеся получают богатый материал об особенностях загадки, научатся их отгадывать не механически, а путем логического, последовательного рассуждения, правильного обоснования своего выбора, тогда можно переходить к следующему творческому этапу — это к самостоятельному составлению загадок.
Загадка это иносказательное поэтическое описание какого-либо предмета или явления. Сочинение таких «поэтических описаний» полезно и посильно детям. Мышление младших школьников конкретно, их видение мира предметно. Сочиняя загадку, они получают возможность сконцентрировать свое внимание на конкретном, реально воспринимаемом или воссозданном в воображении предмете.
Сочинения-загадки потому и полезны, что в ходе их подготовки ученик учиться рассматривать предмет реальный или воображаемый и выявить его отличительные признаки. Загадка — это всегда образ, в основе которого лежит метафора, метонимия, олицетворение, перифраз. Эта особенность загадок позволяет в процессе работы над ними развивать у детей образное видение мира, а следовательно, и образность речи. И еще одно достоинство загадки — это так называемая малая форма словесного поэтического творчества, то есть это всегда короткое произведение, что весьма существенно для младшего школьника.
Работа над составлением загадок проводится в несколько этапов:. Отгадывание загадок с целью понять, как строится произведение этого жанра, в чем заключается его специфика. Внимание детей привлекается к двум особенностям загадок: где называется не сам предмет, а другой, похожий на него и, где указываются самые яркие отличительные признаки предмета. Рассматривание предмета с целью выявить его наиболее существенные признаки, а также найти похожий предмет, который можно было бы использовать для иносказания.
Сочинение загадок, сначала коллективное, затем самостоятельное. Но сначала надо понять, как «устроена» загадка. Отгадайте загадку «Держит девочка в руке облачко на стебельке» Одуванчик. Одуванчик похож на облачко, только про него сказано, что это облачко на стебельке. Одуванчик такого же цвета, он кажется таким же мягким, пушистым, как облако. Отгадывая загадку, мы обращаем внимание на признаки предмета. Проверим этот вывод. Послушайте еще одну загадку: «В огороде у дорожки стоит солнышко на ножке».
Пусть ваша первая загадка будет вот об этом цветке. Что это за цветок? Что в нем особенного? Назовите его главные признаки. Много цветков на одном стебельке, вкусно пахнет, душистый, цветочки бывают только белые. Какие они? Белые, душистые. О чем нужно сказать? О стебельке. Но надо горошки как-то «прикрепить» к ножке. Подыщите новое слово. Качаются, висят, растут, сидят. Растут на одной ножке, висят на одной ножке, висят на зеленой ножке.
Возможен и другой вариант. Для того чтобы младшие школьники могли правильно составлять загадки, им необходимо знать важные признаки загадок. Для этого каждому ученику раздаются памятки. Загадка — малое по форме размеру литературное произведение. Каждая загадка содержит вопрос, поставленный в явной или скрытой форме.
Скрытый вопрос — «Никого не обижает, а ее все толкают» Дверь. Цель создания загадки: поставить собеседника в затруднительное положение, заставить подумать.
Метафора — употребление слов в переносном значении. Например: Под крышей белый гвоздь висит. Сосулька сравнивается с гвоздем.
Олицетворение — сопоставление предмета, явления с человеком, животным. Например: часы — ходят. Эпитет — определение, прибавляемое к названию предмета для большой художественной выразительности. Например: Повернулось к солнцу золотое донце. Сравнение — сопоставление одного предмета, явления с другим. Например: Кругла, как шар, красна, как кровь. Загадка часто строится на перечислении признаков предмета, явления.
Величина, форма, цвет, звучание, движение. Использование в загадках однородных членов предложения. Например: Маленький, удаленький сквозь землю прошел, красну шапочку нашел. В целях создания замысловатого вопроса в загадке используется многозначность слова.
Например: Одной ручкой всех встречает, другой ручкой провожает. Используется звуковая подсказка. Когда звучание слова помогают найти отгадку. Например: Маленький шарик под лавкою шарит. Ученики делают выводы: чтобы сочинять загадки, надо использовать приемы, написанные в памятки. В доказательство этого учащимся предлагаются тексты народных и литературных загадок для сравнения.
Используя эти признаки и приемы описания, сравнения, противопоставления, ребята делятся на группы и составляют загадки. В ходе составления загадок у учащихся вырабатывается положительный мотив к занятиям словесным творчеством, овладению приемами художественной речи. Распространено мнение, что загадки интересны только ученикам младшей школы. Загадки в школе используют исключительно как орфографическое или пунктуационное упражнение, не отмечая своеобразия этих замечательных художественных миниатюр.
Ни в одном из современных учебников русского языка не предусмотрено обучение приемам лингвистического анализа художественных произведений на текстах произведений малых жанров фольклора. Многие загадки нелегко разгадать людям 21 века, особенно горожанам, так как в этих текстах немало архаической лексики они незнакомы сегодняшним школьникам. Полезно проводить и специальные уроки, посвященные народным русским загадкам. Задача этих занятий- узнать новое о происхождении загадок, анализировать тексты.
Образность загадок обнимает все уровни языковой системы, начиная со звукового и кончая синтаксическим. Следовательно, при изучении всех разделов русского языка стоит привлекать их загадки для анализа выразительных возможностей языковых единиц.
Наиболее понятным при анализе смысла загадок даже для детей 5 класса является лексический уровень использование синонимов и антонимов, совмещение в одном предложении. Выбор морфемных средств в таких текстах также подчинен законам художественной выразительности. Задача не только назвать явление, но и сообщить качественно-оценочную характеристику использование суффиксов оценки. Интересным для школьников оказалось задание выявить суффиксы, их значение, дополнительные оттенки, которые они вносят.
Интересно наблюдать за использованием в тексте загадок грамматических разрядов слов, за соотношением слов разных частей речи. Над проблемой развития речи младших школьников работало огромное количество ученых и педагогов. Ознакомившись с их трудами и статьями при работе над данной темой, все больше убеждаешься, что немало учителей используют в своей работе загадки для развития речи детей.
Время загадок не пройдет никогда. Но хотелось бы, чтобы ни дня, ни урока не проходило без этого удивительного жанра русского фольклора, чтобы школа открыла для них пошире двери. Хотелось бы слышать и видеть загадки все чаще в нашей устной и письменной речи на уроке и внеклассных занятиях, так как загадка обогащает наш язык яркими образами, точными словами, учит нас творческому мышлению, что так необходимо в современной жизни. И, наверное, не случайно, что этот жанр широко применялся в обучении детей великими нашими педагогами К.
Ушинским, Л. Толстым и др. Этот список можно продолжать очень долго, и это радует. Чем больше ученые и педагоги будут работать над этой проблемой, тем богаче и обширнее станет речевой запас младших школьников. А наш русский язык — это богатство, которое мы должны беречь и преобразовывать, будет еще богаче, образнее, выразительнее. Ушинский писал: «Загадку я помещал не с той целью, чтобы ребенок отгадал саму загадку, хотя это может часто случиться, но для того, чтобы доставить уму ребенка полезное упражнение, дать повод к интересной и полной классной беседе, которая закрепится в уме ребенка именно потому, что живописная и интересная для него загадка заляжет прочно в его памяти, увлекая за собой все объяснения, к ней привязанные».
А вот слова А. Толстого : «Русский язык! Тысячелетия создавал наш народ. Это глубокое, пышное, неисчерпаемо богатое, умное, поэтическое и трудовое орудие своей социальной жизни, своей мысли, своих чувств, своих надежд, своего гнева, самого великого будущего».
И мы не можем не согласиться с его словами. Очень хотелось бы, чтобы педагоги развивали речь ребенка именно через загадки и игры-загадки, через то,.
Он заставляет ученика думать, рассуждать, сравнивать, обобщать, подбирать нужное, точное слово, делая речь образной, выразительной, понятной и интересной для окружающих. В этом и состоит главная задача учителя.
А чтобы достичь этого, учитель должен определить для себя систему работы над загадкой:. Детские творческие работы — это и есть результат работы, где четко прослеживается формирование правильной, выразительной, грамотной речи. Аникин В. Русское народное поэтическое творчество. Волина В. Загадки от А до Я. Пб: Дидактика Плюс, Гвоздева Е. Как я использую загадки при изучении проверяемой безударной гласной в корне.
Герд К. К изучению загадок. Григорьева М. Учимся сочинять загадки. Жинкин Н. Коммуникативная система человека и развитие речи в школе. Запорожец И. Сочини загадку. Заславский Р. Где ты, Барвинок, рос вырастал? Истратова Ю. Методическая копилка. Крашенинников С. Описание земли русской.
Лаврова Л. Неделя русской словесности. Львов Р. Методика преподавания русского языка в начальных классах: Учеб. Лыкова Л. Увлеченность любимым делом. Лысаков В. Мельников М. Русский детский фольклор. Новоторцева Н. Развитие речи детей. Рыбникова М. Загадка, ее жизнь и природа. Сидорова С. Игры в загадки на уроках русского языка. Соловейчик Н. Работа с загадками. Тупичкина Е. Игра с детьми в загадки. Конспект урока русского языка по теме "Повторение изученного по морфемике и словообразованию в 9 классе" разработан в соответствии с требованиями "Программы" по русскому языку для учащихся общеобразов Данная статья поможет учителям русского языка в работе с обучающимися, имеющими проблемы при написании слов Русская матрешка.
Дымковская и Каргопольская игрушка. Жостовские подносы. Что может быть красивее! Наша задача - помочь детям увидеть эту красоту, вызвать желание гордиться русскими уме Обобщение опыта по данной проблеме проводила в году в своей школе, в году - на уровне района. Считаю, что тема актуальна и в настоящее время Нарушения речи многообразны у детей.
Они имеют различную выраженность и зависят от различных причин. Существует несколько подходов к анализу речевых нарушений и, соответственно, несколько классификаци Сайты образовательных учреждений Сайты коллег Форумы.
Опубликовано Речь и место загадки в ее формировании 2. ГЛАВА 1 1. Термин «речь» имеет три значения: 1 речь как процесс, как деятельность, например: механизмы речи; ребенок начинает говорить, он овладевает речью; речь льется свободно; 2 речь как результат, как продукт речевой деятельности, синоним — текст, например: анализ речи шестилетнего ребенка; образцы речи высокой культуры; 3 речь как жанр устного, ораторского выступления: «Полный текст речи депутата опубликован в газетах».
Виды речи: а устная речь — аудирование и говорение; б письменная речь — письмо и чтение. ГЛАВА 2 2. Загадки, в которых дается описание предмета или явления путем перечисления различных его признаков, например: Горел в траве росистой фонарик золотистый.
Потом померк, потух и превратился в пух. На нем платок пуховый, всегда слететь готовый. Арбуз Он и сочен, и душист, а снаружи золотист. Много долек в нем, друзья, будем кушать все и я. Апельсин Растет у окошка в глиняной плошке Зеленый ежик без головы и без ножек. Кактус Кафтан на мне зеленый, а сердце как кумач.
На вкус, как сахар, сладок, а сам похож на мяч. Арбуз Эта загадка основана на трех признаках, свойственных арбузу цвет, вкус, форма. Загадки, где описание предполагает краткую характеристику предмета или явления по одному — двум признакам восстановить целостный образ Например: Голубая простыня весь свет одевает. Небо В поле сережки на одной ножке. Овес Один костер весь мир согревает. Солнце Между веток новый дом, нету двери в доме том. Только круглое окошко — не пролезет даже кошка.
Скворечник Под ногой шуршат, шуршат. Скоро будет голый сад. Листья Чтобы решить подобные загадки, необходимо выделить отмеченный признак, связать его по ассоциации с другими, не названными в загадке.
В загадку включено отрицательное сравнение. Например: Не зверь, не птица, а нос, как синица. Комар Гуляет в поле, да не конь, летает на воле, да не птица. Ветер Не ездок, а со шпорами. Не сторож, а всех будит. Петух Есть панцирь, а не черепаха, живет на ветке, а не птаха.
Орех Не конь, а бежит, не лес, а шумит. Река Отгадывание таких загадок представляет собой доказательство от противного: отгадывающий должен поочередно сопоставлять разные, и в то же время в чем-то сходные предметы, явления, выделять в них сходные признаки, группировать их по-новому, в другом сочетании.
Загадки, в описании которых использованы метафоры. Например: Рукавом взмахнул — деревья пригнул. Ветер На пяти проводах отдыхает стая птах. Ноты Дали братьям теплый дом, чтобы жили впятером. Брат большой не согласился и отдельно поселился. Рукавица На четыре ноги надевали сапоги. Перед тем как надевать, стали обувь надувать.
Колеса Разгадывание этих загадок предусматривает расшифровку метафоры. Этот тип загадок включает: а Шарады — слова загадки, в которых несколько букв, слогов или частей слова выделены и описаны самостоятельно.
По этим описаниям нужно разгадать целое слово; Например: Мой первый слог — предлог, и во втором мы проживем все лето, А целое от нас и вас давно уж ждет ответа. За-дача Первое — нота, второе — игра, Целое встретится у столяра. До-лото Корень мой находится в цене; В очерке найди приставку мне; Суффикс мой в тетрадке вы встречали, Вся же — в дневнике я и в журнале.
О-цен-к-а В списке вы мой обнаружите корень; Суффикс — в собрании встретите вскоре; В слове рассказ вы приставку найдете; В целом — по мне на уроки пойдете. Рас-пис-ание Его корень в слове вязать; Приставка в слове замолчать; Суффикс в слове сказка, Окончание в слове рыба. За-вяз-к-а б Метаграммы — загадки, в которых из загаданного слова путем замены одной буквы другой получается новое слово; Например: С «Ч» - над морем я летаю, С «Г» - в машинах я бываю.
Горох-Шорох-Порох Его легко в полях отыщешь, Он под землею строит «дом». Но «И» на место «О» напишешь — И в краску превратится он. Сурок-сурик в Анаграммы — это слова, получающиеся из других слов при обратном чтении кот — ток или при перестановке слогов и букв сосна — насос ; Например: Легко дыша в моей тени, меня ты летом часто хвалишь, Но буквы переставь мои и целый лес ты мною свалишь.
Липа — пила Найдешь загаданное слово в названье «жителя морского». Марш — шрам Вот вам повозка не телега , но если в ней, взяв букву слева, Перенести на правый бок, то будет русских яблок сорт. Сани — анис Мы им всегда обозначаем товаров качества разряд, Но если справа прочитаем — то получится — канат.
Сорт — трос г Логогрифы — слова-загадки, меняющие свое значение при отнимании или прибавлении букв гроза — роза ; Например: Известное я блюдо, когда прибавишь «М», Летать, жужжать я буду, надоедая всем. Уха — муха Кто части мотоцикла знает, тот слово это разгадает. А если букву «Д» прибавит, На сцене можно будет ставить. Рама — драма Им покрыть бы крышу мог тот, кто дом иль дачу строит, А впишите в центр предлог — будет дерево с листвою. Толь — тополь Название зверя разыщите и букву «Р» в него впишите, Вновь образованное слово — Произведение Рыбакова.
Котик — кортик Вы легко ее найдете, есть она в любой столовой, Букву в центре зачеркнете — Превратится в корм бобовый. Вилка — вика д Загадки, в которых при перестановке ударения получается новое слово; Например: Я — травянистое растение с цветком сиреневого цвета, Но переставьте ударение, и превращаюсь я в конфету.
Ирис — ирис Я — сборник карт; от ударения зависят два моих значения. Захочешь — превращусь в название Блестящей шелковистой ткани я. Атлас — атлас Мы — для пильщика подставка, мы — для кучера сиденье. Но попробуй-ка, поставь-ка нам другое ударение — Осторожней будешь с нами: забодаем мы рогами. Козлы — козлы 6. Например: Тучки в небе побежали, я раскрою зонтик, Дружно капли заплясали.
Это значит… Дождик. На дворе в кадушке заквакали подружки, Потом прыг из ушата…Кто же это? Лягушата Лесной барабанщик, длинноухий трусишка, Обожает морковку Кто это? Зайчишка Она весну встречает — сережки надевает, А платьице в полоску.
Ты узнаешь… Березку 7. Ты-к-вы Какие местоимения читаются одинаково слева направо и справа налево? Эта-ж В каком местоимении два звука, но одна буква? Фонетические загадки Мама, папа или бабушка? В отгадке есть и звонкие, и глухие согласные звуки Гусли или балалайка?
Какой музыкальный инструмент люди придумали раньше? В отгадке ударный слог третий Начальный этап работы с загадкой на уроке русского языка начинается именно с показа разнообразных типов загадок, чтобы учащиеся видели, насколько богат и разнообразен язык даже в таком маленьком жанре, как загадка. ГЛАВА 3 3. Но чаще всего душой загадки является метафора.
Например: Что за зверь в зиму ест, а летом спит, Тело тепло, а крови нет, сесть на него, сядешь, А с места не свезет? Например: Стоит на крыше верхолаз И ловит новости для нас. Антенна Владение внутренним механизмом построения загадки позволяет педагогу обучать детей отгадывать загадки: понимать их содержание, находить оптимальные пути решения, приемы отгадывания, объяснять и доказывать правильность отгадки, а также учить школьников придумывать загадки самим.
Алгоритм поиска отгадки, выработанный детьми под руководством учителя: 1 определить, что и где нужно искать; 2 выделить и объединить возможные признаки; 3 выдвинуть предполагаемую отгадку; 4 доказать правильность отгадки. Для этого необходимо: l внимательно слушать; l подумать над каждым признаком отгадываемого предмета; l не торопиться, а внимательно взвесить все признаки. Начинайте с буквы «М»: Кто в глухом лесу живет, неуклюжий, косолапый, Летом ест клубнику, мед, а зимой сосет он лапу?
Медведь Начинайте с буквы «К»: Льется речка — мы лежим, лед на речке — мы бежим. Коньки Начинайте с буквы «П»: Что стоит в конце страницы, Украшая всю тетрадь? Чем вы можете гордиться? Только лишь оценкой… Пять 4. Рифмованное упражнение «Чьи иглы? Пример: Я уколов не боюсь, если надо, уколюсь. Игла Ель на ежика похожа: еж в иголках, елка тоже. Иголки Конь стальной, хвост льняной.
Иголка Утка ныряла, ныряла и хвост потеряла. Иголка Не портной, а всю жизнь с иголками ходит. Еж с иголками Ползун ползет, иглы везет. Эта проблема давала филологической школе плодотворные исследовательские импульсы, и результаты оказались значительными. Морфология загадки 29 стало осуществляться под знаком этнологии, антропологии и лингвистики, подчинивших свое мышление дисциплине универсальных структуралистических теорий, которые родились из гипертрофии структуральной лингвистики. Отчасти это произошло оттого, что филологическая работа, казалось, успешно завершилась приемлемым решением поставленной ею себе сложной задачи классификации загадки.
Эта практическая задача замаскировала внутреннюю жизнь филологической традиции и ее аналитические достижения для взгляда извне, из нового бравого теоретического мира.
Изучение загадки началось сначала, как будто до того ничего и не было. Разновидности Теории стали проецироваться на загадку в стремлении доказать свою приложимость и в этой области, колонизировать и этот предмет.
На этом пути понимание загадки скорее деградировало, чем продвинулось хоть на шаг. Хуже всего то, что загадка потеряла свою загадочность. К ней стали подходить с какой-либо очевидной стороны, которую можно подвергнуть теоретической обработке. Еще 12 5 Подчеркиваю: ценность структуральной лингвистики на этих страницах не 13 ставится под сомнение — речь идет о ее гипертрофии, которая, по-видимому, 14 отражает общую тенденцию культуры, всегда готовой приостановить понимание в 15 пользу манипулятивных процедур, подтвердивших свою практическую успешность.
Морфология загадки 30 один лингвист, исследователь персидской и арабской загадки Чарльз Т. Скотт Charles T. Scott , высказал такое мнение: адекватное определение загадки никогда не было сформулировано, и все, что мы имеем, это та или иная «основанная на эмпирических фактах и интуитивно выведенная» характеристика, имеющая силу только в определенном ограниченном контексте Скотт Она адресовала сотоварищам упрек в настойчивом и бесплодном стремлении дать невозможное определение загадки Маранда Во вводной статье к собранному ею выпуску «Journal of American Folklore», целиком посвященному структуральным исследованиям народной загадки, она сочла достаточной для исследовательской работы молчаливую ссылку на «общее согласие в отношении того, что понимается под данным жанровым термином» Маранда По её мнению, представление об особенной и компактной форме, даже без недостижимого точного определения этих характеристик, дает исследователю лучшие эмпирические ориентиры, чем грубое определение загадки в качестве вопросно-ответной формы там же: С этим нельзя не согласиться.
Но лишь до некоторой степени. Если интуитивное представление о жанре естественно для тех, кто стоял на почве собирания, классификации и морфологического описания загадки, то представитель теоретического подхода находится в парадоксальном положении: если уж исходить из общей теории, то ты прежде всего зависишь от своего понимания предмета, которое ты закладываешь в теоретическую машину для переработки.
Сознание этого обстоятельства отсутствует в гиперструктуралистических школах. Результатом являются только теоретические фикции, которые к предмету могут быть приложены, но в суть его не проникают.
И можно ли вообще выработать отчетливое общее представление о хаотическом мире народной загадки? Когда филологическая парадигма сменилась структуралистической, эти вопросы получили новый, обостренный отклик. Филологи не заостряли противоречия, ценя импульсы, поступающие с обеих его сторон. Но теоретически последовательная гиперструктуралистическая позиция должна была раньше или позже увидеть вызов. Georges and Alan Dundes. В совместной статье они сделали героическую попытку вывести всеохватывающее структурное определение загадки на все случаи ее странной протеической жизни.
В духе господствовавшей в ту пору крайней формы структурализма, которая опиралась на логический редукционизм, они выбрали наиболее прямой путь к цели. Их опорная идея — рассмотреть все поле загадки как собрание вариантов некоторых инвариантов, причем инварианты должны быть извлечены на уровне минимальных форм загадки.
Морфология загадки 32 описательным элементом, в чем следуем за Петшем и Тэйлором. Комментарий — это утверждение о теме, обычно касающийся формы, функции и действия темы. Жорж и Дандес Введя далее представление об оппозиции между описательными элементами и заметив, что эта оппозиция может либо иметь место, либо отсутствовать, Жорж и Дандес различают две категории загадки: оппозиционную и не-оппозиционную, причем не-оппозиционная, собственно минимальная, в свою очередь может быть буквальной или метафорической.
В результате они приходят к следующему определению: Народная загадка — это традиционное словесное выражение, содержащее один или более описательный элемент, пара которых может находиться в оппозиции: референт элементов должен быть разгадан.
Там же: , повтор Прежде всего необходима поправка: Петш и Тэйлор, упомянутые Жоржем и Дандесом, никогда не придерживались редукционистстических взглядов это станет ясно, когда мы перейдем к их взглядам. И все же Жорж и Дандес, действительно, дали определение, под которое подходит любая загадка из обширного собрания Арчера Тэйлора, или любого другого.
Казалось бы, крупное достижение. Вот только определение это говорит о загадке столько же, сколько общий знаменатель, найденный при сравнении Рембрандта и Джэксона Поллока, может что-либо сказать об искусстве живописи; правда, он может сказать нечто о Поллоке но не о Рембрандте, Учелло или Рублеве. Жорж и Дандес по сути действовали как последовательные позитивисты: они пытались построить понимание сложного феномена на выделении его атомов и их комбинаторике.
Это нередко бывает с подданными Теории, поскольку их идеал — физические науки. Морфология загадки 33 Как заметил Ч. Скотт, данное Жоржем и Дандесом определение структурной единицы загадки в качестве темы-и-комментария применимо и к пословице; то, что специфично для загадки, — загадочность — оказывается вне их определения, которое, таким образом, цели не достигает Скотт И действительно, логический формализм — средство не достаточное для определения загадки; элементарный уровень рассмотрения текста не касается специфичности полного высказывания.
Специфика загадки— в постройке ее целого, так сказать, на уровне организма, а не в элементарных единицах, которые общи разнотипным текстам. Это был отклик на реальную проблему: в любом достаточно большом собрании загадок можно найти, во-первых, наряду со сложными загадками чрезвычайно элементарные тексты, во-вторых, описания не-метафорического характера, то есть такие, которые под определение Аристотеля не попадают и, следовательно, аристотелева загадка выглядит частным случаем; следовательно, настоящее определение загадки должно быть шире, то есть… мельче, чтобы характеризовать большой объем форм.
И тут мы оказываемся на уровне, где специфичность загадки уже не просматривается. Это реальный парадокс, он указывает на подлинную проблему. Аристотель смотрит на загадку аристократически- избирательно, а Жорж и Дандес, создают демократическую 27 8 Лучшие известные мне размышления о выборе адекватного уровня анализа 28 сложных функциональных систем находятся в книге Л. Выготского «Мышление и 29 речь» Выготский [].
Они должны войти в золотой фонд научной герменевтики. Морфология загадки 34 республику загадки, в которой каждый индивид имеет равные права, но при этом гражданские права ее членов урезаны до элементарных плебейских функций. Он стремится избежать формального редукционизма и с этой целью выбирает лингвистическую теорию, в которой внимание уделяется семантике и целостному плану.
Выбирает он свежую в то время общую лингвистическую теорию Кеннета Пайка Kenneth Pike. Он называет эту черту загадки «частично затемненным семантическим соответствием» «partially obscured semantic fit» Скотт Эта мысль хороша тем, что позволяет — по некотором размышлении — обнаружить перекличку с мыслью Аристотеля, указавшего на некоторую инконгруэнтность в основе загадки.
Но эту возможность Скотт упустил. Скотт с порога прибег к популярной в целом ряде гиперструктуралистских концепций языка идее инварианта-с-вариантами. Пайк описывает поле языковых смыслов по аналогии с фонологической концепцией: посредством представления о семантических смысловых различительных чертах, или семах, которые получают представительство в различных вариациях, или аллосемах.
Соответственно, Скотт определяет описательную часть загадки как пучок аллосем, варьирующих некоторую семантическую черту, представленную в ответе. У Пайка он находит компактную логику для описания неполного соответствия между так определенными ответом и вопросом: оно хорошо описывается в виде пучка логических вариантов некоторого инварианта.
Ведь загадка открыто бросает вызов логике. Предполагать формально-логическое намерение носителей фольклорного сознания и подчинять фольклорные тексты редуктивной логической модели неуместно.
Концепция Пайка представляет смысловые отношения по типу черного ящика, то есть так, что имеется нечто на входе и есть нечто на выходе, а затем между первым и вторым прокладываются наиболее экономичные абстрактные, формально-логические связи, которые и принимаются за реальный механизм действия.
Но реальному высказыванию совсем не обязательно подчиняться формальной логике и экономичным отношениям. Реальное высказывание может идти самыми неэкономичными путями. Для того, чтобы понять реальность высказывания, нужен имманентный его анализ, формальной логикой заранее не связанный. В результате Скотт ушел не далеко от Жоржа и Дандеса. Хорошее начинание его провалилось в виду того, что он разделяет ту систему предрассудков, которую можно назвать гиперредукционизмом, введенным в лингвистику Ноумом Чомским Noam Chomsky : реальные пути языка мыслятся по типу логической машины.
Чомскианский редукционизм, как и варианты концепции Пайка, пригодились для конструирования искусственного разума artificial intelligence в языковых одеждах отсюда все медали работающих в этой области , но для понимания реальной жизни языка они непригодны. Пайка принято противопоставлять Н.
Чомскому, но их объединяет 33 логический редукционизм. Морфология загадки 36 зарегистрированных в собраниях фольклористов и этнологов, не дотягивает до его определения и проваливается сквозь его сеть. Начало теоретической мысли о загадке и современное состоянии этой мысли не стыкуются.
Это похоже на тупик, но как раз сформулировав его, мы оказываемся перед лицом кардинального познавательного парадокса загадки, который послужит путеводной звездой для дальнейшего анализа.
Вместе с тем подведение данных некоторой сложной специфической области под некоторую готовую общую теорию, чем занимаются гиперструктуралисты, вообще нельзя считать теоретическим актом — это акт механический. Он имеет утилитарную ценность: с его помощью можно строить машины в рамках проекта «artificial intelligence, искусственный интеллект» ; он относится к области технологии, не познания. Гуманитарное знание, или знание о предметах культуры англ. Geisteswissenschaften , имеет иной характер, чем знание физико-математическое; мы знаем предметы культуры иначе, чем мы знаем природу и математические отношения.
Но вскоре эта философская дисциплина измельчала. Структуральная лингвистика, которая при своем рождении была тесно связана с герменевтикой и ее близнецом, феноменологической философией, попала под влияние триумфального универсализма физико-математического знания — так открылась дорога гипертрофии лингвистического структурализма. Связь лингвистики с герменевтикой и вообще с какой-либо рефлексивной дисциплиной прервалась.
Загадка дает достойное поле для такого опыта. Этим она может быть интересна и людям, далеким от фольклористики. Морфология загадки 38 Фундаментальная особенность физико-математических наук заключается в том, что любые феномены физического мира рассматриваются как подчиненные одной и той же системе неизменных и вечных общих законов по крайней мере таков постулат физической науки ; подозревать такую униформность в области феноменов истории и культуры оснований нет.
Историческая и культурная сопринадлежность и родство некоторых феноменов могут служить вспомогательными средствами понимания их языка, но не предполагают их сущностного тождества.
Феномены истории и культуры отличаются свойством, которое можно назвать индивидуальностью: в чем-то самом существенном каждый из них вырывается из неизбежных общих условий, которым он отдает непременную дань, и стремится к отличиям непредвидимого характера и, что еще важнее, не укладывающимся в широко раскинутые концептуальные сети.
Этому нас учит и история, в которой, в противоположность физике, не действуют предсказания, учат и индивидуальные продукты творчества, какие мы находим в искусстве. Последние непредсказуемы не в том смысле, в каком нам даны случайные события физического мира которые в любом случае вызываются физическими, то есть законосообразными, причинами и поэтому предсказуемы, если не индивидуально, то статистически , а потому что представляют собой результаты неповторимых творческих актов.
Разделяя множество свойств со смежными ему, каждый исторический и культурный феномен тут не скажешь «они», тут нужно единственное число тем не менее постольку обладает ценностью, поскольку несет нечто неподражаемое. Морфология загадки 39 Таким образом, самый характер теории в области культуры нельзя себе представлять по типу физической или логико- математической теории.
Аналитическая экспликация культурных феноменов не может быть предусмотрена какой-либо готовой теорией или ориентирована на универсальный набор элементов, структур и параметров. Мысль, анализирующая культурные феномены, должна быть на каждом шагу готова к неожиданностям и необходимости перестройки не только выстроенной концепции, но и исходных посылок. Как известно, и физическая мысль время от времени оказывается в критическом положении, когда накопленные эмпирические данные начинают на окраинах мира физического знания приходить в несоответствие с принятой теорией; тогда оказывается необходимым вносить поправки даже в исходные постулаты науки; и тогда меняется общая парадигма научного мышления.
Теория и эмпирия время от времени расходятся. Но в физике это происходит редко, смена научной парадигмы начинает новую большую эпоху. В культурной же области кризис — непрерывное состояние; таково должно быть и условие здравой аналитической мысли на каждом ее шагу. Постоянный кризис требует недремлющего критического отношения к концептуальным средствам. Аналитическая мысль, занятая феноменами культуры, всегда находится на пороге неожиданного — не в смысле регистрации неизвестного факта, а в более фундаментальном смысле — в плане достаточности принципов анализа.
Каждый предстоящий феномен может потребовать новых, непредусмотренных ходов мысли. В этой непредусмотренности вся прелесть гуманитарного исследования. И наоборот, каждое подведение исследуемого феномена под готовую концепцию без оглядки — сомнительно. И банально.
Возможно ли такое — теория единичного феномена? Между теориями близких культурных феноменов допустимы отношения смежности, ограниченного семейного родства, но не подчиненность единой системе измерений. При переходе от предмета к предмету может потребоваться переход к частично близкой, но все же другой концептуальной системе и другой модальности мышления. Глубокая теория некоторого культурного предмета может строиться лишь по месту, с учетом готовых смежных теорий, но не с перенесением их и подчинением им.
Любое понятие и представление, найденное готовым, при этом должно быть объектом пересмотра. Не место в готовой теории, а усмотрение проблемы схватывает предмет гуманитарного знания.
Взгляд Аристотеля касается одной части загадки — описательной. Но усвоив его, мы оказываемся в состоянии увидеть, что логическая нестыковка характеризует и полную структуру загадки — соотношение описания и разгадки. Неоднозначность логического перехода от описания к разгадке замечалась исследователями начиная с XVIII в. Спустя столетие Конрад 52 Олерт Konrad Ohlert похожим образом, но более точно описал древний тип 53 загадки: «В древнейшие времена нам попадаются в загадках почти только простые 54 вопросы, на которые казалось бы можно ответить различным образом, но на 55 самом деле нужно одним определенным образом.
Во многих этих загадках 56 признаки или свойства предметов представлены не так, чтобы путем их 57 соединения и дополнения недостающими можно было бы найти искомое слово 58 или предмет, но задача обозначена зачастую лишь неопределенными чертами и 59 лишь иногда дан намек в единственном верном направлении, так что разгадка 60 может быть найдена лишь в качестве счастливой находки, но никак не в результате 61 целенаправленного размышления» Олерт Неполное соответствие 62 загадочного описания разгадке разрабатывалось аналитически, как уже было 63 отмечено, Ч.
Скоттом Скотт и позднее, например: Э. Конгас-Марандой 64 Маранда , b , Ю. Левиным Левин , и Т. Цивьян Цивьян 65 Морфология загадки 42 получать неодинаковые ответы, отсылать к различным предметам. Рыбникова приводит пример загадки с разными ответами: Кто над нами вверх ногами? По ее же свидетельству, и в одном месте одна и та же загадка получала различные разгадки Рыбникова 46; в дальнейшем: Р.
Пример из англоязычного собрания Арчера Тэйлора: Что каждое утро идет на мельницу и не оставляет следов? Они по- разному отмечают то напряжение, которое имеет место между двумя составными частями загадки.
Даже в случаях, когда различные ответы на вопрос не зарегистрированы, неполное соответствие описания и предмета остается в силе и разнообразие ответов потенциально всегда возможно. К этому можно добавить отмеченную мною ранее с. Более того, идея соединения несоединимого по сути взрывает метафору, делает в ней брешь, сквозь которую в область порядка, обозначаемого логически ясным понятием метафоры, врывается хохот той инстанции, которая в обликах гротеска была известна уже скульпторам первых в истории примитивных фигурок с преувеличенными, карикатурными формами и которую греки признавали и старались сдержать на периферии своей ойкумены.
Примем это обстоятельство как побуждение к тому, чтобы начать строить логику загадки по ее собственным меркам, не подгоняя ее под всеобщую формальную норму. Философ увидел загадку, с одной стороны, как соединение несоединимого — действительно существующего с совершенно невозможным, с другой, как хорошо сконструированную метафору. Иначе говоря, он ухватил странность загадки — логический слом в ее сердцевине, но не отказался подвести ее под знакомое определение.
Его скупые замечания оставляют место комментарию. Метафорой загадка выглядит с поверхности, а усмотрение логической несовместимости компонентов загадочного описания выделяет её неочевидную структурную характеристику как фигуры речи, её особенную внутреннюю форму.
Тут перед нами два уровня наблюдения: первый — как бы очевидный и общий и второй — скрытый и отличительный. При этом желательно понятие, способное охватить все понятия указанного ряда и находящееся от них на некотором отдалении, поскольку каждое из них характеризует тот или иной конкретный аспект загадки и уже предполагает некоторую интерпретацию. Будем понимать его как термин ненавязчивый, не интерпретирующий, не дающий ответа, такого который нужно лишь теоретически обработать например, достаточно его сравнить с понятием амбивалентности, которое сразу же подсказывает возможность вписать загадку в готовый теоретический контекст структуральной антропологии , а, скорее, задающий вопрос.
Понятие зияния хорошо тем, что указывает на некоторое серединное место в проекциях нашего предмета, причем место неизведанное. Мы воспользуемся им для начала не столько как именем общим, сколько как именем собственным, которое взывает к лицу, но получит конкретный смысл только тогда, когда произойдет личное знакомство, и лишь постепенно будем его наполнять конкретным смыслом.
В этой роли понятие зияния требовательно, поскольку указывает на непонятое, стоящее за спиной как будто понятного. Аристотель обратил внимание на то, что метафора загадки — не метафора в обычном смысле; сквозь призму понятия зияния загадочный вопрос и ответ- разгадка — больше не вопрос и ответ в прямом смысле. Мираж очевидностей начинает рассеиваться и открывается окно для свежего взгляда на неведомый еще смысловой строй загадки, на её назначение и характер её разгадывания.
Понятие зияния подсказывает нам для начала более осторожную, открытую и проблематизирующую характеристику загадки как двучленной, или биномиальной, формы высказывания, отношения между двумя частями которой допускают сложность, неоднозначность, неочевидность и проблематичность по своей сути.
Эта избыточность должна остановить наше внимание.
Приняв это осложнение как отличительное и принципиальное свойство народной загадки, мы больше не можем быть уверены, что знаем, что такое загадка, и должны заново поставить вопрос о функциях ее структуры и о том, что она представляет собой как высказывание особого типа. С его помощью мы впервые обращаем внимание на загадочную сердцевину нашего жанра, уклончивого в отношении к схематизирующей мысли, ускользающего от прямого логического определения. Эти уклонение и ускользание искусно играют с рациональностью и, следовательно, не имеют ничего общего с такими отрицательными качествами, как аморфность или иррациональность.
Дважды необходимое зияние — преднамеренный, смыслообразующий и артикулирующий внутреннюю форму принцип, благодаря которому логика описания в загадке предстает как алогичность, а алогичность — как логика. Мы можем теперь подвести первые аналитические итоги: a Формально народная загадка из устной традиции представляет собой бином, состоящий из фигурального и странного описания некоторого неочевидного предмета и простой и краткой разгадки.
Форма эта обманчива, так как описание столько же затемняет предмет, сколько описывает его. Вывести разгадку из описания как правило едва ли возможно, потому что отношение описания к его разгадке не один-к-одному; каждое описание по крайней мере потенциально допускает ряд разгадок. Так что и описание — не вполне описание, и разгадка — не вполне разгадка. Между двумя членами биномиальной формы загадки пролегает смысловое зияние первое зияние.
Таким образом, то, что представляется метафорой загадки, — не вполне метафора. Народная загадка существует на краю рациональности. Но по сути нам знаком и третий — несхождение между аристотелевым определением загадки и фактической картиной в мире загадки, которая многообразна по форме и не редуцируется к одному описанию.
Это не недоразумение, а одно из проявлений особого характера логики загадки.
Зияние в итоге проявится как кардинальный структурный концепт для понимания загадки. В этой молодой истории, как уже было сказано, можно выделить два периода: филологический, вторая половина XIX— первая половина XX века, и этнологический, или антропологический, — вторая половина XX. Определение загадки Аристотеля было отличным отправным пунктом, как потому что филологам свойственно начинать с классической античности, так и потому что определение загадки в качестве своего рода метафоры укладывалось в рамки учений о стиле, важных в ту пору.
Филологическая традиция рассматривала загадку как автономный текст, не принимая во внимание реальных условий ее загадывания и разгадывания. В этом ключе проходил анализ загадки.
Но новые сведения остались на периферии внимания. Дело в том, что этнологический период характеризуется своеобразной раздвоенностью. Загадка тут не составляет исключения — таково положение дел в этнологии вообще: этнология — в противоположность эмпирической этнографии — выросла именно как наука, вооруженная теорией в результате слияния с антропологией, наукой во многом умозрительной. И для аналитического исследования загадки в этнологический период полевой опыт остался невостребованным.
Джон Блэкинг John Blacking , собиравший загадки венда Venda на юге Африки, полемически отстаивал «важность знания загадки как лингвистического целого, а не ввиду способности разгадать ее посредством целенаправленной рационализации» Блэкинг Бронислав Малиновский рекомендовал этнологам видеть вещи глазами исследуемого общества.
Другой африканист, Д. Гаулет D. Gowlet , передает свои наблюдения над практикой племени лози Lozi : «…загадывание загадок не оставляет места угадыванию ответа» «…riddling has no place for guess in the answer»14 Гаулет Иэн Хамнетт Ian Hamnett сообщил о загадках африканских лесото Lesotho : «некоторые из них утратили свой смысл для ряда информантов при том, что ответы на них остаются заученными» Хамнетт Ли Хэйринг Lee Haring так подвел 66 13 Показательно, что два тома Исследований и носят подзаголовок: 67 «Загадка как текст».
Этим 71 последним сдвоенным понятием я и буду передавать riddling. В самом ли деле от человека, которому задается загадка, ожидается угадывание ответа? Большинство людей, получивших западное образование, дают положительный ответ на этот вопрос, но я полагаю, это не так. Африканская практика загадывания-разгадывания загадки более похожа на упражнения по катехизису, чем на творческий поиск.
Обычно в африканской загадке связь между вопросом и ответом зафиксирована традицией и всенародным ее принятием. Но подобные же свидетельства приходили из различных частей света. О знании ответа на загадку, в противоположность разгадыванию, сообщает Донн В.
Харт Donn V. В процессе нашего исследования мы будем вновь и вновь убеждаться в справедливости такого взгляда. Таков положительный вклад этнологии в дело изучения загадки. Так как этнология занялась примитивными народами, загадка оказалась увиденной по-новому именно на этом материале, но и старый материал открывает те же свойства.
Этому заблуждению способствовало то, что в новое время сама загадка испытала влияние рационалистической установки и наше время создало загадки в новом ключе, чуждом народной традиции. Модерная установка внедрилась в древнюю традицию и внесла в нее искажения.
В загадке, какой её нашли фольклористы, отчасти уже испорченной духом нового времени и увиденной их собственными глазами, все же сохранились черты народной загадки, какой та была до ее перерождения, когда она функционировала не в индивидуальном умственном пространстве, а в общинном. В собраниях XIXвека загадок с традиционными чертами много. Если ранее внимание было сосредоточено на тексте загадки, то теперь в фокусе наблюдения и обсуждения оказался процесс загадывания-и-разгадывания, то, что было названо «событием загадывания-разгадывания» «riddling occasion».
Роджер Д. Абрахамс Roger D. Abrahams так сформулировал этот подход: «Смысловую нагрузку несет загадывание-разгадывание и только иногда — сама загадка. Загадки создаются процессом загадывания-разгадывания, условностями загадывания-разгадывания и событиями загадывания-разгадывания» Абрахамс Это широко разделяемая этнологами позиция. В зависимости от места наблюдения загадка была понята в своих функциях как: веселая игра на Ближнем Востоке — Скотт , индивидуальное состязание у филиппинцев — Харт 57 , командное состязание у африканских лози — Гаулетт , обстоятельство для обретения членства в «обществе знающих» у нигерийского племени ананг — Мессенджер , средство завоевать престиж среди тех, кто «знает» у африканских венда — Блэкинг 1.
Хотя ритуальный характер события во всех случаях очевиден, смысл ритуала оказывается недоисследованным, преобладает описательный способ характеризации, причем в качестве характеристики берется некоторое обстоятельство, вполне вероятно, внешнее.
Мне не известны работы, в которых бы ставился вопрос о том, является ли отмеченная данным исследователем характеристика единственным определителем или только аспектом более сложного функционального комплекса.
Эта ситуация соответствует тому, что этнологическая мысль в эту пору сама себе больше не доверяет, она стремится уйти под знамена большой антропологической Теории, черпать импульсы из нее, а не из своего собственного опыта. Под влиянием структуральной лингвистики и Романа Якобсона в частности французский ученый нашел, что главную ценность антропологических исследований составляют примитивные практики наделения окружающего мира смыслом через учреждение классификаций посредством бинарных оппозиций по аналогии с фонологической парадигмой языка.
Теоретической изюминкой тут оказалось представление о том, что согласование бинарных оппозиций, или их медиация, осуществляется с помощью амбивалентных терминов.
Приложение этой теории к загадке не заставило себя ждать. Но аналитические итоги этому направлению мысли о загадке до сих пор не подводились; дальше представительного обзора литературы дело не пошло см.
Хамнетт Наблюдаемое в ущербных, вырождающихся традиционных обществах, загадывание загадок нередко представлялось маргинальным явлением и даже не всегда желательной деятельностью такого рода предположения: Шапера , Мессенджер , Блэкинг 2.
Этот взгляд получил широкое признание. Ее работы отлично демонстрируют тупиковый характер всего направления. Она представила загадку как недостающее звено в концепции структуральной антропологии. На основе этой концепции английский этнолог Эдмунд Лич Edmund Leach стал рассматривать миф в качестве инструмента для решения практических проблем некоторой социальной группы или между группами.
Он, таким образом, спроецировал бинарные оппозиции и медиирующие двусмысленные, или амбивалентные, термины из чисто ментальной области в социальную Лич Конгас-Маранда подключилась к этой концепции: она описала социальную функцию загадки как дополнение к функции мифа по Личу.
Там, где миф доказывает законность притязания на территорию, власть общественных и культурных установлений или уместность туземной концептуальной классификации, загадки как раз нацелены на игру с концептуальными границами и их пересечением ради интеллектуального удовольствия продемонстрировать, что дела обстоят не так уж устойчиво, как это кажется.
Но при ближайшем рассмотрении ясно, что она не вытекает из материала, на который направлена, поскольку нет свидетельств, что загадки действительно имеют такую функцию — ставить под сомнение концептуальный порядок, установленный мифом.
Функция эта просто примыслена. Возражение появилось, однако, не на фактической, а на теоретической почве и со стороны теоретика той же школы. Если загадка функционирует так, как полагает Маранда, то она вступает в противоречие с культурной системой и должна быть скорее устранена системой, чем поддержана ею.
Либер Задача этого оппонента не опровергнуть Конгас-Маранду, а внести поправку в ее теорию. С целью сохранить взгляд на загадку как когнитивную деятельность, ориентированную на классификационную систему, Либер дает другой вариант интерпретации: «…разгадыватель испытывает свойства описания на совместимость с теми, что имеются в обиходе, путем редукции ad absurdum» там же: Вся разница в том, что Конгас-Маранда видит в загадке предмет интеллектуального удовольствия от обнаружения, что опоры культурной системы не так уж устойчивы, тогда как Либер видит ту же самую интеллектуальную деятельность как испытание системы, способствующее ее поддержанию.
Беда в том, что, хотя в поправленной версии понимание загадки как 72 15 О разнородности текстов, именуемых мифами, и отсутствии общего 73 знаменателя для концепции мифа см.
Либерман Морфология загадки 56 испытующего интеллектуального упражнения не противоречит теории систем, оно точно так же, как и отвергнутая версия, не затрудняется выяснением того, есть ли основания для такой интерпретации в полевых наблюдениях антропологов. Загадка и в этом случае оказалась чисто умозрительно подведенной под идеи амбивалентности, двоичной классификации и т.
Имманентный анализ покажет, что загадка опирается на гораздо более тонкие и специфические мыслительные акты. На этот раз она обратилась к этнографическим данным, которые, по ее мнению, дают возможность встроить понимание загадки в теорию все того же Лича о двусмысленности, или амбивалентности, как средстве медиации между несовместимыми культурными системами соседствующих социальных групп.
Она выделила следующее обстоятельство, зарегистрированное этнографами: из разных частей света поступали сообщения, что загадывание-разгадывание загадок происходит в собраниях, связанных с ухаживанием, сватовством, подготовкой к браку и свадебными церемониями Маранда Там же Конгас-Маранда предлагает структурную экспликацию того, как загадка работает в качестве пучка двусмысленностей того или иного рода.
Ее анализ, опять-таки, идет напролом. Так-то оно так, но этот ответ не столько отвечает на вопрос, сколько позволяет его обойти, не вникая в его непростую суть. Понятие кодификации обладает в гиперструктуралистических текстах магическими свойствами — оно наделено здесь разрешающей силой; а между тем кодификацией называются самые различные явления, не говоря уже о том, что она нередко мерещится там, где действуют вообще другие силы.
А прямое приложение их к проблеме союза мужчины и женщины в примитивном обществе приводит к таким заключительным откровениям, как: загадка — это «союз двух множеств» или «пересечение двух множеств» там же: Это пародия на научность; терминологический язык здесь обряжает пустоту. Конгас-Маранда затронула действительно кардинальный аспект загадки, но важные факты оказались и в этой теории загадки втиснутыми в прокрустово ложе Всезнающей Теории и переведены в трюизмы.
Загадка не поддается лобовой атаке. Поэтому суть бытия не будет находиться ни в чем, что не есть вид рода, но только в них одних. IV [а. На утверждение, что загадка не предназначена для решения посредством индивидуальной остроты ума, можно возразить, что в устной народной традиции есть загадки, предназначенные для приложения умственных усилий.
Такова, например, русская загадка: Стоит сноха, ноги развела, мир кормит — сама не ест; ответ: Соха С Совершенно очевидно, что, помимо смешного несоответствия загаданному предмету, сноха самим своим звучанием подсказывает ответ. Ответ может быть подсказан как рифма-эхо: С Что в избе любо? Что в избе гадко? Такого рода загадки есть и в других языках. В переводе она бессмысленна, потому что пропадают наводящие на ответ звуковые соответствия. На каламбуре основаны загадки типа английской: Something has a ear and can not hear.
Английское ear означает и то и другое. Существуют загадки и более элементарно, простотой и ясностью образа рассчитанные на разгадывание.
Не доказывают ли эти примеры, что тезисы слишком ограничительны? И да, и нет. На самом деле область народной загадки еще более разнообразна, чем показывают данные примеры.
Именно многообразие народной загадки и заставило Жоржа и Дандеса и их последователей заняться поисками общего знаменателя для жанра. С учетом этих обстоятельств становится очевидным, что, следуя за Аристотелем, мы ставим в привилегированное положение некую разновидность жанра народной загадки.
Концептуальный инструментарий последовательных теорий не рассчитан на подобную несправедливость: с точки зрения логического анализа объекты данного класса должны иметь общий знаменатель, и все тут.
И жанр — не логический класс. Все граждане республики равны перед законом, но не все граждане в равной степени являются гражданами по существу — не все одинаково выполняют функции гражданина. Логика в некоторой области культурных феноменов может быть не-эгалитаристской.
Такие загадки легко присоединяются к фольклорной традиции, и, если устная передача и означает фольклорную традицию, то они являются в каком-то смысле фольклорными. Но не традиционными народными. Потому что народная традиция понимает загадку иначе. По всей вероятности, и приведенные выше загадки со звуковыми подсказками также возникли под влиянием литературных игр из иных страт культуры. Но сегодня они входят в сборники народных загадок на законных основаниях.
Дополнительное условие их легитимизации в качестве народных заключается в том, что сама народная традиция открыта и без вмешательства иных слоев культуры дает место формам загадки, не соответствующих аристотелеву определению. Но по существу это не вполне так. На территории народной загадки формальной логике суждено быть неадекватной. Во-первых, чтобы яснее мыслить о народной загадке, им нужно было разобраться в многообразии жанров энигматики и отграничить свой предмет.
Во-вторых, в процессе этого разграничения обнаружилось, что и жанр народной загадки так многообразен морфологически, что и внутри него нужно бы ввести разграничения. На ранних этапах изучения загадки исследователи терялись между тем, что собственно следует считать загадкой и что следует считать народной загадкой. Вскоре мы подробнее войдем в их мысли и увидим, сколько счастливых находок оказалось возможно обрести на пути осторожного и внимательного обследования предмета.
Особость народной загадки, различимая уже интуитивно, подсказывала необходимость рассматривать её не в ряду других загадочных вопросов, а противопоставить им всем. Тогда как такие формы загадочных вопросов, как словесный ребус, словесная шарада, арифметическая головоломка, вопрос, требующий остроумного ответа или каламбура, и т.
Хотя никто не закрывал глаза на то, что рядом вот с такой загадкой, отвергающей остроту ума, в собраниях её текстов есть множество образцов, поддающихся легкому разгадыванию, именно уклоняющийся от рациональности тип был принят филологической интуицией в качестве образцового и позволяющего выделение жанра.
Народная загадка поражает многообразием способов ускользания от метафорической формы. Загадка может подсунуть и буквальное описание, которое предстает как метафорическое, прежде чем разгадывающий вспомнит или узнает разгадку: Р Свинья действительно ходит по земле и не видит неба, но первая реакция — принять это описание за метафорическое. Что важнее всего, едва ли не каждый образец полновесной загадки находится в окружении упрощенных, иногда до крайнего примитивизма, форм.
Совсем уж не-метафорическая загадка, если она принадлежит традиции, всегда, без исключения обнаруживает черты материального родства — то есть по сходству формулы и мотивов — с полновесной метафорической загадкой и потому является ее родственницей, хотя бы и бедной. Только что приведенная загадка о свинье, в которой дано буквальное описание, потому возможна, что мотив свиньи обычно служит метафорой во множестве загадок и так же обычна парадигма несочитаемости, по крайней мере на первый взгляд, двух свойств одного предмета.
Этим родством, независимо от степени невыполнения родовых обязанностей, нельзя пренебрегать, и такую загадку нельзя исключить из благородного семейства. Загадки приходят к нам целыми корпусами, в которых наблюдается родство и смежность. Морфология загадки 63 Тут я отсылаю читателя к уже приведенным образцам родственных связей в гл. Местные традиции пересекаются друг с другом. Жанровое единство определяется генетически, родовой жизнью. Народная загадка живет не по одиночке, а жизнью всего корпуса.
Оно выражается в мотивах и парадигмах. Морфологические различия внутри жанра народной загадки не выстраиваются как равноценные логические варианты одного инварианта — образцовая сложная форма предстает в окружении упрощений различного вида и степени. При этом упрощенные формы не определяют жанра, они входят в жанр лишь на правах родственного конвоя полноценных образцов. Не определяя жанра, и наоборот, паразитируя на нем, они в него входят.
Теперь должно быть понятно, почему между определением жанра, которое ориентировано на полноценные образцы, и фактической картиной поля народной загадки имеется несоответствие, разрыв. Жанр народной загадки определяется не каждым своим образцом, а своим образцовым видом. Только образцовая загадка представляет жанр, остальные формы входят в него на правах родства с образцовым видом. Именно распутывание этой ситуации ведет к пониманию загадки.
Здесь открывается перспектива на морфологию загадки, а следовательно, и на её глубинный смысл, незаметный с поверхности в историческую пору утраты из виду основных её форм и подлинных условий её функционирования.
Понимание начал полностью достигается лишь исходя из современного состояния данной науки при ретроспективном взгляде на ее развитие.
Но без понимания начал нельзя понять это развитие как развертывание смысла. Ею занималась филологическая школа фольклористики. В теоретически незамысловатых работах исследователей этой традиции можно заметить, что усилия по различению народной загадки среди всех других жанров неразрывно соединены с намерением уловить этот уклончивый, но интуитивно отличимый предмет как таковой. Проблема жанра предстала тут перед фольклористами в обостренном виде. При этом многие из них шли своими независимыми путями к прояснению в общем одной и той же интуиции, и только на каком-то этапе отдельные усилия стали поддерживать друг друга.
Заметить следует у него именно попытку рассмотреть народную загадку не просто как одну из форм энигматики, а противопоставить ее всем другим ее формам вместе взятым. Заметим, что Петш стремится отдифференцировать подлинную загадку как будто вслед за Парисом, Новаковичем, Воссидло и Майером, но по существу он перенес центр тяжести вопроса отчетливо в область форм самой народной загадки.
Так как он, как и многие другие, а может быть и все фольклористы, опирался в своем понимании загадки на Аристотеля, то нам следует подробнее уяснить себе, что же сказал создатель поэтики — его определение отнюдь не прозрачно. Философ сразу же отмечает противоречивость этого требования, потому что, будучи противоположностью низкого, «благородное и незатасканное выражение есть то, которое пользуется необычными словами», а необычные выражения уклоняются от ясности.
Противоречие его не смущает, скорее, даже привлекает. В качестве примеров необычных выражений он называет глоссу и загадку. Глосса относится к варваризмам.
Загадка пользуется метафорой — это благородное, необычное и неясное выражение. Разрешает противоречие Аристотель в своем обычном ключе: чтобы соединить ясность с благородством нужно метафору перемешивать с простыми словами. В переводе В. Аппельрота под редакцией Ф. Аристотель тут же приводит следующий пример поэтической загадки: «Мужа я видел, огнем приклеившим медь к человеку».
Он указал логическую особенность загадки: 1 загадка описывает экстравагантный и противоречивый предмет или событие; 2 составляющая загадку метафора соединяет два несовместимых предмета — действительно существующий с совершенно невозможным.
Действительно существующее, подразумеваемое в качестве предмета загадки, ее ответа, — это нечто, что мы знаем из нашего опыта, обыденная вещь, доступная называнию простым словом. Совершенно невозможное — понятие трудное; оно относится не к ограниченности нашего частного опыта, а ссылается на границы возможного опыта вообще.
Оно указывает на пределы рациональности. Загадка, таким образом, выходит за пределы рациональности. Выходит она, разумеется, на мгновение, поскольку все же имеет осмысленное решение.
Но она заигрывает с запредельным рациональности, заглядывает за ее край. Такое определение загадки дал создатель формальной логики! Роберт Петш был первым, кто усмотрел в аристотелевой перспективе возможность морфологического исследования загадки. Петш 5 Затемненность здесь относится только к форме, содержание же предполагается вполне рациональным. Как видим, Петш читает загадку в до-антропологическом ключе, не обращая внимание на то, как загадка в действительности функционирует, и в полной уверенности, что она подлежит индивидуальному рассудочному разгадыванию.
Подлинная загадка у него предназначена для разгадывания именно в отличие от других форм энигматики; это особый акт, не тот же акт, что в других случаях. Другие формы энигматики ставят четко характерные вопросы. Но характер вопроса подлинной народной загадки определить непросто. Ясно, что неподлинные загадки не входят в поле интересов автора, а приводятся лишь для того, чтобы их отсеять и тем самым извне в обширном поле энигматики отграничить поле подлинной загадки.
Когда имеешь дело со сложным, темным и ускользающим предметом, имеет смысл прежде всего указать на то, чем он не является, отделив от него то, что находится рядом и поддается более легкому определению. Именно ограждение извне позволяет такое рассмотрение. И тогда исследовательскому взгляду предстоит пробиться сквозь это озадачивающее многообразие загадки. Там же: 48 Это наблюдение поверхностно, но важно, что богатство формы все же подвергнется дискриминирующему рассмотрению, которое даст о себе знать в процессе петшева дальнейшего морфологического анализа.
Проблема подлинной загадки, по Петшу, заключается не в том, чего она ищет, как это обстоит с другими формами энигматики, а в том, как она предлагает свои вопросы. И он выбирает самую сложную форму загадки для того, чтобы дать представление о морфологии, характеризующей жанр.
ХАМПТИ ДАМПТИ и морфология подлинной загадки Морфологическую сложность подлинной загадки Петш рассматривает в рамках стилистики, лингвистической дисциплины, в которой в конце XIX века разрабатывались мысли, наследующие античной риторике и предшествующие лингвистической поэтике ХХ века.
Самые отличительные, бросающиеся в глаза стилистические особенности народной загадки, по Петшу, это краткость и слаженность, а определяющей особенностью является ее функциональная структура, артикулированная в этой лаконичной форме. Петш сосредоточивает свое внимание не на всей загадке как вопросно-ответном тексте, а на описании. В рамках вопроса он отделяет описание загадываемого предмета от риторических элементов, относящихся к вопрошанию.
Описание загадываемого предмета он выделяет как главную часть загадки. Вот как он его характеризует: Эти описания, лишь иногда выраженные в полных предложениях, а часто в неполных, но зато имеющих либо изобразительный характер, ориентированный на создание образа, либо характер эхоподобного звукового отражения, образуют собственно ядро, главную часть всей загадки.
Там же: На этом пути Петш различает в описательной части, которую обычно называют вопросом, ядро и обрамление. Обрамление отличается лингвистически своим формульным характером. Можно добавить более позднюю мысль Бронислава Малиновского, введенную Романом Якобсоном в лингвистику, что такое обрамление взывает к некоторой солидарности участников коммуникации; эта роль получила название фатической функции речи. Обрамление легко распознается. Оно слабо выражено в русской загадке, хотя и тут изредка встречается, например: Загануть ли те загадку…?
С , отчетливее в английской: Riddle me, riddle, в аргентинской: Maravilla, maravilla, в брауншвейгской вводная формула может быть: Ra, ra, wat is dat? Обрамление часто выглядит как довольно позднее обретение, но, возможно, это эхо или закрепление памяти исчезающих ритуальных условий, непременных в прошлом. Такая формула — жанровый признак, опознавательное клишированное введение, не имеющее другой необходимой смысловой функции.
Он характеризует эту структуру в целом как сочетание стилистически разнородных форм обозначения: 1 непрямого называния предмета, 2 его описания и 3 еще одного элемента описания, который вносит черту, несовместимую с предшествующим описанием. Последний компонент ядра создает дополнительное затруднение в разгадывание загадки, и без того затрудненное косвенностью первого и разнородностью первого и второго.
Третий компонент Петш назвал тормозящим там же: Ploiget пашет — описывающий компонент. Поэтому Петш предлагает двойное структурное определение загадки: полное и достаточное.
Полная загадка состоит из пяти компонентов, но обязательны для того, чтобы загадка оставалась полноценной, только два: 2 косвенно называющий и 3 описывающий. Тормозящий компонент ядра 4 и обрамляющие 1 и 5 не обязательны; каждый из них в отдельности, вне связи с другими, может присутствовать или отсутствовать. Прежде всего он выделил подлинную загадку и дал артикулированное структурное представление о ней.
Структура представлена как функциональная организация стилистически разнородных компонентов. Его мысль о существовании полной и неполных форм подлинной загадки пошла у него по крайне формальному пути, но в будущем такое различие получит глубину. Но это допущение он разделяет со всей филологической школой, и оно послужило, хоть и ограничивающим, но на первых порах полезным инструментом.
Его представление о морфологии загадки положило начало плодотворному пути исследования.
Положительный итог петшева анализа можно подвести таким образом: Подлинная народная загадка, в противоположность смежным формам энигматики, отмечена стилистической компактностью, плотной упаковкой стилистически разнородных компонентов описания, так что эта разнородность, а с ней и смысловая противоречивость описания, оказываются скрытыми.
Афинский философ указал на логическую противоречивость загадочного описания; немецкий филолог перевел характеристику в более осязаемый план стилистики — он усмотрел лингвистически определимые характеристики разнородности средств описания и в соответствующих терминах охарактеризовал компонентную структуру загадки. И все же мы все еще находимся в преддверии собственно структурного описания, поскольку оно у Петша не вполне удовлетворительно — стилистическая неоднородность описания разошлась у него с инконгруэнтностью, которой отведено отдельное и второстепенное место компонент 4.
Движимый тем же интуитивным знанием, что народная загадка должна быть отличаема от всех остальных жанров энигматики и вместе с тем не всегда равна сама себе, он вслед за Петшем сделал центром своего внимания категорию подлинной загадки true riddle Тэйлор отличает подлинную загадку, с одной стороны, от ложной, которую он представил такими категориями энигматики, как: шееспасительная загадка, арифметическая головоломка, хитроумный ответ и литературная загадка.
Особое внимание он уделяет последней, потому что она иногда ставится в один ряд с народной. Он указывает на ее принципиальное отличие от народной: многословность, отсутствие определенной структуры и главное — отсутствие определенного функционального места в жизни. С другой стороны, он отличает в области народной загадки подлинную и уделяет внимание только ей. Морфология загадки 76 просто разнородных, но и противоречивых, резко контрастных.
Затруднение в разгадывании, по Тэйлору, возникает благодаря тому, что первый компонент имеет метафорический характер, а второй — буквальный Тэйлор Загадочное описание обладает способностью сбивать с толку потому, что метафорическое и буквальное описания сливаются в неразличимое с поверхности единство; оно закамуфлировано строем фразы.
Разгадывающий загадку сталкивается в общем с иносказанием и принимает его за метафору; но на деле это не вполне метафора, или, быть может, — более, чем метафора, образование, которое позирует в качестве метафоры. Egg Хампти Дампти на забор взгромоздился, Хампти Дампти упал и разбился, И все королевские кони, и вся королевская рать Не могут обратно Хампти Дампти собрать.
Между тем высказывание о королевских конях и королевской рати имеет вполне буквальный смысл: речь идет о предмете, который, разбившись, в самом деле не может быть собран ни королевской ратью, ни с помощью лучших коней. По Тэйлору, Папаша Краузе пашет — в целом, без более дробного, как у Петша, разделения на части — представляет собой метафорическое описание крота и его действий, а Без плуга и без колеса — должно быть понято в буквальном смысле чего Петш не распознал.
Он представляет загадку как высказывание особой, вполне определенной и опознаваемо специфической структуры, подчиненной четко определенной задаче. Аристотелева пара коррелятивных понятий, впервые схватившая структурную особенность загадки, — существующее и невозможное — относятся к способности спекулятивного мышления и далека от лингвистической реальности.
Тэйлорова формула артикулирована в последовательной лингвистической терминологии и отличается структурной четкостью: народная загадка представляет собой фигуративное метафорическое высказывание в слиянии с буквальным. Конфликт создается сочетанием двух разнородных модальностей высказывания, мысли и восприятия.
Эффект опирается на скрытость этой разнородности, на незаметность сдвига от одной модальности к другой, на том, что форма высказывания камуфлирует эту разнородность. Морфология загадки 78 Следуя за Тэйлором, мы можем сформулировать следующий тезис: e Инконгруэнтность, внутренняя конфликтность загадочного описания заключается в том, что в нем соединены фигуративное и буквальное описание загаданного предмета, причем неприметный, бесшовный способ соединения сбивает с толку.
В строгом смысле метафора составляет лишь часть загадочного описания, но суть в том, что оно и в целом выдает себя за метафору. Загадочное описание в целом функционирует как особого рода фигура речи — оно иносказательно представляет тот предмет, который должен быть назван в разгадке, и лишь в некотором широком смысле может пользоваться названием метафоры. Сообщение о Хампти Дампти в целом, со всеми своими деталями, потому метафорично, что замещает понятие яйца. По отношению к загаданному предмету образ описания в целом разыгрывает роль метафоры, хотя это странная, деформированная, с одной стороны — недостаточная, с другой — избыточная, так сказать, неклассическая метафора.
Уже осознание этого обстоятельства должно указать нам на то, что загадка представляет собой особую реальность, требующую специально ей 17 соответствующих путей мышления.
В этом можно заподозрить нестыковку взглядов из двух разных эпох. Но вот обратившись к «Английской загадке из устной традиции» Арчера Тэйлора Тэйлор , мы оказываемся перед новым, более обостренным вариантом уже знакомой нам ситуации: большая часть приведенных в собрании Тэйлора образцов не согласуется с морфологическим определением загадки у самого Тэйлора.
Например: T Эта загадка состоит из двух смежных, вполне совместимых метафор — таковы и горка и травка, — а буквального высказывания в ней вовсе нет; нет в ней и несовместимости частей описания.
Или вот другая: Ta. Эта загадка состоит из одних буквальных описаний. Можно ли эти два текста отнести к жанру народной загадки, если они не отвечают его морфологическим характеристикам? Выбора нет, потому что они записаны в одном ряду с подлинными загадками, функционируют в тех же обстоятельствах и входят в ряды родственных загадок. Так, первая из них Т находится в родстве с загадкой, вполне отвечающей морфологическому определению Тэйлора: T3.
Голов[к]а здесь названа в метафорическом смысле, а не имеет волос — сказано в буквальном смысле. What goes all over the hillsides during the day and sits on the shelf at night. Морфологические экспликации загадки у Петша и Тэйлора шли по следам Аристотеля, чье представление, как мы знаем, не стыкуется с опытной картиной жанра; и точно так же не стыкуется с ней и представление о подлинной загадке. Тэйлор был первым, кто осознал это обстоятельство и определял народную загадку двумя разными способами, с двух разных сторон: извне, в отличие от других жанров энигматики, и изнутри, в качестве образцового вида загадки.
Области этих описаний не совпадают. Его собрание охватывает все, что входит в родовое единство устной традиции под названием загадки, вне зависимости от структурного определения подлинной загадки. Но представление о жанре он дает на основе структурного определения. Если это положение дел выглядит как противоречие, то это именно то противоречие, которое морфологически характеризует феномен народной загадки.
Область подлинной загадки в строгом смысле не совпадает с областью народной загадки, составляющей полную устную традицию, — последняя гораздо обширнее. И все же народная загадка находится в интимной связи с областью подлинной загадки.
